Заморок

Три месяца прошли, вроде на счетах кто отбросил.

Был сентябрь месяц, а получился уже декабрь.

Конечно, я про свои дела на работе рассказывала Фросе. Я перед ней отчет не делала, а рассказывала, чтоб Фрося не придумывала себе дурного и не разносила другим по улице.

По правде, Фрося и не разносила. А я ж всегда помнила, что Фрося про меня знает. Мне не хотелось, чтоб это шло дальше.

Не надо думать, что я не любила евреев как людей. Как и всем советским людям, мне это было почти что все равно. Я не хотела, чтоб меня обсуждали. А Фрося сильно любит обсуждать, хоть и не про евреев тоже.

Фрося приходила и начинала, и начинала. Допустим, про евреев не обсуждала, а про другое — пожалуйста.

Да.

Фрося всегда приходила без спроса. Я не против, пускай.

Фрося придет, я Фросю угощаю и наливку наливаю, еще с мамы Тамары в погребе сулея не выпилась.

Наливка уже скислая вся, а Фрося хвалит:

— От добрая наливочка! Давай опять лей!

Я опять лью, опять не жалею:

— Фрося, дорогая, вы пейте!

Я про Фросю.

Фрося ж женщина тоже.

Фрося мне рассказывала, что с десятого года. К тогдашнему Фросе получалось пятьдесят. Я Фросю за такое жалею. Конечно, мужчин я за такое тоже жалею, а меньше.

По правде, Фрося часом получалась дурная. У Фроси значилась черта, что Фрося всегда тащила в дом что попало. Фрося поясняла, что человеку все-все для пользы. Когда продукты, это я всегда понимаю, или, может, вещь на себя. А Фрося тащит мо́тлох-мо́тлох и больше ничего. Тряпки выкинутые вплоть до порванных мешков, гвозди гнутые, доски тоже. Фросе увиделось на дороге или где — и давай.

Мама Тамара выкидала, что получилось от Фроси, в эту же секундочку.

Фрося на маму Тамару всегда не обижалась, а всегда говорила:

— Я ж шоб нэ з пустымы рукамы! Шоб у хозяйство! Ты ж хозяйка! Тоби, Тамара, токо шоб выкыдать!

Мама Тамара выкидала, а я ничего не выкидала, хоть и понимала, что это дурость. Первое. Фрося может сильно обидеться, а мне ж это не надо.

А тут случилось.

Почти что ночь, а тут пришла Фрося.

Фрося притащила завернутое в простыню.

Фрося вся-вся намокла от пота, потому что размер большой, и вес тоже. А обвертка, что тащилось, получилась в грязюке, аж жирнючая от земли.

Фрося притащила и потащила в комнату:

— От, Марийка, я тоби шось прынэ́сла!

Фрося начала разматывать мо́танку, разматывает и рассказывает:

— Йду я з роботы, через кладовыще йду… Тэмно, як бо зна шо! Бачу — дытынка стоить. Билэсенька-билэсэнька… И рученятко до мэнэ тягнэ! Ой, думаю, шо ж вона сама… Я — до неи… А вона вже захолодала… Думаю, трэба прынэсты…

Фрося размотала, и увиделась статуя с глины по росту ребенка-школьника младших классов. Конечно, я сразу заметила, что это не живое, а глина — отколупов много и видно тоже.

Я спросила:

— Фрося, ты зовсим з глузду зъихала? Цэ ж Лэнин! Дывысь! И рука в нього, и всэ!

Фрося от моих слов ойкнула и упала на пол. А как Фрося на пол упала, так заснула. Фрося тогда была сильно выпившая.

Я расскажу про как в городе Ленин попал на кладбище. В Чернигове знают, а люди ж бывают не с одного Чернигова.

А попал Ленин так.

Когда в Чернигов зашли немцы, тогда всех-всех Ленинов и других, которые стояли в Чернигове, приказали убрать с своих мест и побить на маленькие-маленькие куски. Конечно, так и начали делать. Для этого привезли все-все на полуторках в Еловщину, там есть хороший овраг, потому. Получилось много, потому в эту секундочку все-все не выполнили.

И нашлись люди, которые решили себе, что спасут хоть каких-нибудь Ленинов и других тоже. Люди ночью подкрались и сколько-то взяли, которые лежали с боку. Взяли, повезли на кладбище и закопали. После войны достали, а что сделалось плохое, оставили так. Конечно, у людей не поднялась совесть добить Ленинов на куски. Ленинов снесли под заднюю стенку до будущего.

Ленин, который Фроси, там был, как и другие тоже. У Ленина рука, которую Ленин всегда показывал людям, получилась наполовину отломанная.

Конечно, Фрося с утра проснулась. Я Фросе в глаза сказала, чтоб Фрося подумала, что самогон для Фроси пользу не даст.

Фрося мне сказала, что Фросе увиделась дытынка, что получилась не дытынка, а сам Ленин, что до такого Фросю мог довести один Бог, а не самогон, как я высказала и предупредила.

Я хотела вынести Ленина с своего дома.

Фрося мне сказала, что Ленин вроде уже совсем-совсем воскреснул, и что если я потащу Ленина назад на кладбище, так будет вроде я Ленина похороню второй раз, уже ж не мертвого, а живого, что так у православных не положено, что если я православная, а не жидовка, я такого себе не допущу.

Конечно, я решила, что Ленин будет со мной.

По правде, меня никто не крестил, ни в церкви, ни так. Фрося мне и рассказала, что не крестили. Потому что если меняться, надо ж всегда по-честному.

Фрося так и выразила:

— Жидовку взяла, жидовку отдай.