Заморская Русь

— Поступки Коновалова если и были нехороши, то не с промышленными, а с Коломиным, а тот сам того стоит, — сказал после следствия Баранову. — Отправьте обоих в Охотск, пусть комендант разберется.

Выслать сразу двух передовщиков, оставив артель без власти, Баранов не решился и наказал только Коновалову с Галактионовым плыть с ближайшим транспортом. Те согласились, что это справедливо.

Хмурилось небо, гоняя тяжелые тучи то в одну, то в другую сторону, не разрешаясь осенними дождями. Из Карлука пришла дурная весть: там поймали в клепцы белую лисицу. Сыто жила Павловская крепость, но близилась надвигавшаяся буря. Бочаров, напившись, обвинял Баранова в воровстве, и даже среди крещеных алеутов поносил его. А тот терпел, поскольку штурман на глаза ему не попадался и со дня на день должен был вести «Финикс» на Камчатку.

Из дальних жил на зимние промыслы прибыли кадьякские тойоны и их партовщики. Они отправились сначала в церковь, а не к управляющему, как было прежде. Там, у миссии, тойоны оставались весь день, а утром, едва открыли ворота, бросились к байдарам. Двоих караульные схватили, остальные уплыли.

Не успели этих беглецов доставить к Баранову, к нему явился братский келарь, долговязый Афанасий, и сообщил, что это миссия наказала тойонам вернуться и привезти ко крещению всех желающих.

— Что же вы, преподобные, со мной не посоветовались? — Котовые усы управляющего поползли вверх. — Они же обязались идти на промыслы, взяли в долг продукт и товар, кроме того, задолжали не только приказчикам, но и промышленным.

— Бог велит долги прощать! — смиренно ответил келарь. — Весь год то промыслы, то голод. Лучшего времени, чтобы собрать всех и окрестить — не будет.

Лицо Баранова побагровело.

— Да понимаете ли вы, что затеваете? — еще не веря услышанному, закричал он. — По туземному обычаю все явятся гостями, без припаса, в расчете на наш кошт, съедят все за неделю и обрекут нас на голодную смерть.

— Бог милостив! — Опустил голову монах.

Не успел Баранов разобраться с мятежными тойонами, как явились выборные старшины и потребовали показать письма главных компаньонов, где якобы приказано запретить распоряжаться своим паем по своему усмотрению, а сдавать все меха Компании по ей же установленной цене.

— Есть такое письмо! — признался Баранов, удивляясь осведомленности промышленных.

Через полчаса без благословения церкви и решения управляющего в казарме бушевал сход. Все работы были брошены. Старовояжный Кривошеин кричал:

— Захолопили! За что Компания половину добытого берет? Рубахи не имею, как дикий без исподнего хожу, двенадцать лет голодаю, хотя, половину добытого отдаю. Мало им?! Наш кровный пай требуют!..

— Ничего не давать более! Пусть товар шлют. А мы еще посмотрим, что у них, а что у бостонских купцов брать, — кричал старовояжный стрелок Белоногов.

Бочаров с красным уже носом прилюдно ругал Баранова и всех приказчиков, обзывая их ворами:

— Табак по четыреста рублей за пуд! Где видано? Свой продают и на Компанию валят…

Баранов, с верными дружками, стоял, слушал, ждал, когда все выскажутся.

Его выбритые щеки были багровыми, усы торчали концами вверх.

— Не хотим Баранова! Кривошеина хотим управляющим! — кричали самые ленивые и вздорные, сбившись в кучу.

Крики стали утихать: в казарме появились монахи. При них замолкли даже горлопаны. На круг вышел седобородый архимандрит.

— О чем спор, чада мои возлюбленные? Денег вам мало? Так русскому человеку никогда богатство счастья не приносило. Видел я вас богатыми после возвращения с промыслов: свиньи и свиньи, прости, Господи! Как хорошо летом жили?! И вояжные и туземные… Сыты, и слава Богу. А вернулись вы с добычей, загуляли нечисти на радость, испоганили души. Забыли, что не для брюха живете, что мы здесь для того, чтобы дать свет веры нашей, полученной в чистоте из рук святых апостолов. Сгорев, как птица Феникс, оставим ли после себя искру божью — отблеск любви Отца Небесного ко всем человекам?

Вот о чем думать надо! Остальное суета и тлен: промыслы иссякнут, крепости сгниют…

Архимандрит умолк, благословив собравшихся, был взят братией под руки и уведен в сторону. В одном углу покашливали, в другом кряхтели.

— Все правильно говоришь, батюшка! — Опять поднялся Бочаров. — Только справедливость где? Штурмана с командами день и ночь в любую погоду за компанейский груз радеют, бывает, так промерзнем на верхней палубе и на парусах — пополам не согнуться. Флягу водки выпили — Митька вор! А табак по четыреста рублей за пуд?!

— У бостонцев тот табак купили! — пророкотал Медведников. — Вы же и требовали брать за любые деньги, плакались — мох курим… А ты, Митька, сам не куришь. Чего орешь?

Баранов решительно протолкнулся вперед:

— Вот что я вам скажу, господа промышленные! Да, есть такой совет от наших главных пайщиков: гнать иностранные суда, не дозволяя мены, паевые меха забирать для вашей же пользы — а в Охотске вместе с выслугой получите за них деньги по твердой цене. Целее будут! А то иные, по десять лет прослужив, уже в Охотске сидят на паперти с протянутой рукой.