Заморская Русь

Лес сырой, густой, с деревьями в три обхвата. Их корни оплетают саженный слой падших и гниющих лесин, покрытых мхом, под ними — вода и камень, земли нет. И все это переплетено колючим вьюном. В лесу много маленьких черных мух, которые выедают открытую кожу хуже мошки. Смолы на деревьях мало, древесина рыхлая, поленья в печи долго шипят и дымят, прежде чем схватиться пламенем. Но стучали топоры, день за днем, с рассвета до заката, хрипели от надсады люди. Иногда за завтраком кто-нибудь вспомнит, какой нынче праздник, как его отмечают на Руси, и снова работа.

А пакетбот все болтался на якоре в Бобровой бухте. Подпоручик Талин под разными предлогами уклонялся от встреч с правителем. Баранов отправил к нему Сысоя с Василием в двулючке, требовал помощи в строительстве от его бездельничавших людей. Их лодка подошла к борту. Куськин и промышленный Белоногов, дремавшие на юте, долго выспрашивали, не пришел ли транспорт, нет ли у тоболяков водки и хлеба, потом нехотя поплелись будить капитана.

Подпоручик поднялся на палубу в рубахе и ночном колпаке, долго зевал, потягивался, прежде чем выслушал посыльных, а когда узнал, зачем те прибыли, — повертел головой, подергал редкими усами и заявил:

— Своих людей не дам!

— Бырыма сам приедет — хуже будет! — пригрозил Сысой.

Талин позеленел, затопал ногами:

— Пусть только явится: к мачте привяжу, выпорю! Так и передай купчине!

И еще скажи, чтобы пайковый харч прислал.

Баранов со своей канцелярией жил в бане возле Индейской реки, из которой, по поверью, кто ни выпьет воды — всю жизнь будет сохнуть по Ситхе.

Иногда он выходил на берег, водил подзорной трубой по морю. По субботам связывал в узлы бумаги, перья, чернильницы и перебирался в казарму ко всем остальным промышленным. В воскресенье к вечеру, когда баня выстывала и подсыхала, опять уединялся и скрипел перьями от зари до зари.

— Андреич! — Прибежал к нему посланный от караула Васильев. — Бригантина на рейде!

— Чья? — Отложил гусиное перо и потянулся Баранов.

— Под флагом Республиканских Штатов.

— Оружием торговать будут, — скаредно выругался правитель и, пригибаясь, вышел из низкой банной двери. На его носу краснел след от очков.

Индейцы на долбленых лодках уже гребли к судну, бросившему якорь. С бригантины салютовали Русскому флагу. С батареи ответил медный единорог калибром в четверть пуда. Баранов долго рассматривал в подзорную трубу палубу судна. Индейцев на нее не пустили, показывали товар с борта. Полтора десятка матросов с ружьями наблюдали за торгом.

— Шляются тут всякие, — проворчал, щелкнул трубой. — Васенька, скажи Тараканову, пусть возьмет людей и, как колоши перестанут крутиться возле бостонца, пусть он поговорит с капитаном, узнает, что и почем.

Ситхинцы с недавних пор как-то нехорошо стали посмеиваться над русичами, что они самые бедные, — порох и ружья не продают, одеяла и сукна меняют дороже, чем бостонцы и англичане. Баранов спорил, показывая наши добротные шерстяные одеяла и бостонские, ветхие, скупленные по приютам.

«Одеяло и есть одеяло» — азартно торговались ситхинцы. Они были проворней и остроумней эскимосских народов и своих сородичей — кенайцев с якутатами.

Вечером Тараканов с пятью удальцами побывал на бригантине, вернулся, не задержавшись и на час, сразу отправился к Баранову. Промышленные, ходившие с ним на торговое судно, пошли в казарму. Старовояжный стрелок, захлебываясь, рассказывал товарищам:

— Вот купцы так купцы — чертей наловили и торгуют! По сотне бобров за каждого рядятся. А у тех сиськи — во! — Показывал руками и крестился. — Меж ног, как у бабы… Если кто из колошей купит черного раба, другие от зависти звереют…

— Что так быстро? — спросил Баранов вернувшегося Тараканова.

— Чаем не угощали! — Усмехнулся передовщиик. — Оно и лучше — разговор короче… Харч у них только для себя. Меняют бусы, топоры, котлы, ружья и негров… Капитан удивлялся, что на Ситхе наша крепость. Сказал, что англичане в проливе Нушка не выдержали постоянных нападений и бросили крепость, которую купили у испанцев.

Об этом Баранов уже слышал от прибывавших торговых судов, зевнул и спросил:

— Кто капитан?

— Мистер Кокс!

Глаза у правителя стали круглыми, усы задергались.

— Кто-кто? — вскрикнул он.

— Кокс! А что?

Баранов обеспокоенно забегал возле баньки:

— Медведникова, Труднова, Кочесовых, Кабанова — ко мне… Сам тоже приходи, разговор есть!

Удивляясь странностям правителя, Тараканов пошел к казарме, возле речки встретил умывавшегося Кабанова.

— Андреич зовет! — сказал стрелку.

— Чего ему? — хмуро обернулся промышленный. С мокрой бороды стекала вода, по спине узлами ходили жилы.

— Не знаю, — пожал плечами Тимофей. — Сказал, что капитаном на бригантине Кокс, а тот…

— Кто-о-о? — Уставился на передовщика Кабанов разъяренными глазами зверя. Не дождавшись ответа, схватил рубаху и бросился к бане.

Возле недостроенных сеней казармы, покуривая, сидел Афанасий Кочесов.

Тараканов сказал ему:

— Баранов зовет тебя с братом и еще Медведникова с Трудновым…

— Чего ему надо? — пробубнил передовщик, не вынимая трубки изо рта.

— На бригантине прибыл капитан Кокс…