Читаем Заморская Русь полностью

Скотник был вычищен, сено подброшено, дрова наколоты, в сенях в рост человека висел подвяленный трехпудовый палтус, в бочке — китовина, но Сысой с Петрухой собирались на рыбалку: вязали китовый ус на удочки, грели жир, чтобы смазать байдару. Фекла возле печи гремела котлами и ворчала — было бы ради чего идти в море?!

В ночь на Рождество, пока черти в силе и дерутся на кулачках, сколько ни просили ее погадать — отказывалась. Ульяна попробовала сама, но бросила и разревелась. Сысой с Филиппом с пониманием переглянулись, но ни словом не обмолвились. На Новый год в полночь Васильевы ходили слушать, о чем говорит скот в загоне. Вернулись озябшие — ничего не услышали.

На другой день к ночи задуло с севера, туман осел на земле и стенах, все стало белым, как зимой в России. Заиграл на небе молодой задиристый месяц.

Мужики вышли на крыльцо с трубками.

— Ну, чего ты все маешься с кислой рожей? — спросил дружка Сысой.

Васька помолчал, глубоко затягиваясь табаком, казалось, корчит его изнутри лихоманка и он держится из последних сил. Вдруг сорвался, застонал, как раненый сивуч:

— Снасильничали Ульку. Один Бог знает: от меня ли, от них ли приплод ждать.

И зиму, и весну задружная семья Филиппа пережила ожиданием. Ульяна все тяжелела и всякая примета истолковывалась о ней, всякий сон толковали для нее. И вздорный месяц, и печальная луна, игры их с зорями — все высматривали, стараясь утешить и успокоить. Весной Сысой с Васькой не пошли в птичью партию: махнув на компанейский заработок, но занимались делами по хозяйству.

Любовь — не пожар, но загорится сердце у иного молодца — и смерть потушить не может. Перед Радуницей морская птица села на землю возле креста у устья речки. Сысой взглянул на нее и подумал: должно быть, раненой прилетела к дому. Васька долго смотрел туда же, и показалось ему, что птица, не отрываясь, глядит на Ульяну. Он тихо вошел в дом, перекрестился, снял свечку с божнички, зажег от лампадки, прикрывая язычок пламени ладонью, пошел к кресту. Птица подпустила его близко, потом побежала, неловко задирая крыльями, кое-как поднялась в воздух и закружила над крышей.

Василий поставил свечку на то место, где она сидела. Сысой, задрав голову, следил за полетом. Василий вернулся, встал рядом с ним, кивнул на жену.

— Видать, Гришка прилетал посмотреть на нее. Поди, и там сохнет, бедный. За что ему так? Царствие небесное, хороший мореход был и друг верный!

Ночью родители-покойники дышали теплом и веял ветерок из полуденных стран. Утром семья долго молилась, перед тем как выйти из дома. А перед полуднем Ульяна заохала. Фекла выскочила на крыльцо, крикнула мужчинам, чтобы грели воду. Васька, как чумной, схватил топор, бестолково забегал вокруг бани. Сысой подошел к нему, толкнул.

— Иди куда-нибудь! Или раки напейся, чтобы себя не изводить.

Филипп березовыми ведрами стал таскать воду из речки, Сысой растопил каменку. Васька за баней сел лицом к восходу и уставился в одну точку. Когда запищал младенец — он не поднялся с места, но все пускал и пускал дым из бороды. Вышла Фекла, распрямилась у двери, он взглянул на нее и все понял, бросив трубку, встал бледный.

Ульяна лежала на сенной подстилке, накрытой старым одеялом. Глаза ее были широко открыты, не мигая, смотрели в низкий черный потолок. На ее груди, как паук, возился чернявый ублюдок. Слезы покатились по щекам Васильева, он прижался лбом к влажной от мук щеке жены. Она вздрогнула и всхлипнула.

— Ничего, милая! — прошептал он. — Жива, и слава Богу! Остальное приладится.

Через день у Елового острова показалась бригантина, возвращавшаяся в Павловскую бухту. Сысой бросал дела, схватил парку и убежал в крепость через гору. Добрался он туда, потный и усталый. На причале уже служили молебен, шла разгрузка знакомого судна с новым названием «Бостон». Толпа встречавших не расходилась, русские служащие, кадьякские и алеутские партовщики толкались у борта. Сысой протиснулся вперед. В это время по трапу сводили на причал странного человека в заморском сюртуке и шляпе.

Правая рука его висела плетью, правая нога волочилась, отчего ему трудно было ступать вниз. Калеке протягивали руки, предлагали снести, но он верещал тонким голоском и сердито размахивал палкой.

Наконец, убогий спустился на причал. Сысой взглянул ему в лицо, правая его половина была мертва, с левой — равнодушно смотрел глаз стрелка Баламутова, пропавшего, по слухам, на призраке «Финикса» еще в позапрошлом году. Васька Труднов подскочил к дружку, стал тискать его, радуясь встрече. Баламутов отчужденно вырывался и попискивал чужим, тоненьким голоском:

— Не надо! Не надо! Не надо!

Васька отстранился, глянул в живой глаз дружка, и мурашки побежали по его спине: в том глазу уже не было ни стрелка Баламутова, никого другого, кроме равнодушного мрака. Труднов смущенно отступил. Другие тормошили чудом спасшегося.

— На «Финиксе» был? — спрашивали.

— Был! Был! Был! — озирался калека.

— Владыка жив ли?

— То жив — то не жив, то жив — то не жив! — балаболил бывший стрелок, наводя суеверный ужас на толпу.

— Шильц на борту ли? — подступались другие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романы

Похожие книги

Тысяча лун
Тысяча лун

От дважды букеровского финалиста и дважды лауреата престижной премии Costa Award, классика современной прозы, которого называли «несравненным хроникером жизни, утраченной безвозвратно» (Irish Independent), – «светоносный роман, горестный и возвышающий душу» (Library Journal), «захватывающая история мести и поисков своей идентичности» (Observer), продолжение романа «Бесконечные дни», о котором Кадзуо Исигуро, лауреат Букеровской и Нобелевской премии, высказался так: «Удивительное и неожиданное чудо… самое захватывающее повествование из всего прочитанного мною за много лет». Итак, «Тысяча лун» – это очередной эпизод саги о семействе Макналти. В «Бесконечных днях» Томас Макналти и Джон Коул наперекор судьбе спасли индейскую девочку, чье имя на языке племени лакота означает «роза», – но Томас, неспособный его выговорить, называет ее Виноной. И теперь слово предоставляется ей. «Племянница великого вождя», она «родилась в полнолуние месяца Оленя» и хорошо запомнила материнский урок – «как отбросить страх и взять храбрость у тысячи лун»… «"Бесконечные дни" и "Тысяча лун" равно великолепны; вместе они – одно из выдающихся достижений современной литературы» (Scotsman). Впервые на русском!

Себастьян Барри

Роман, повесть