Промышленный рассказал, что это не обычные бостонцы. Капитан бригантины, по имени Окейн, прежде служивший штурманом на «Интерпрайзе» у капитана Джеймса Скотта из Гудзоновой компании, предложил Баранову выгодный контракт. Партия Афони Швецова отправлялась с ним на промыслы…
— Какие промыслы, опохмелись! — недоверчиво усмехнулся Сысой. — Покров на носу.
Старовояжный рассмеялся.
— Куда бобры на зиму плывут?
— Вестимо — на полдень, — пожал плечами Сысой.
— Туда и пойдут Афоня с Окейном. Штурман в тех местах бывал, бобров видел множество, а добыть не мог. Договорились: его судно — наша партия, а добытые меха пополам. В счет будущих прибылей с бригантины отгрузили сто пудов муки. Бостонцы рассказывают, там, в полуденных странах, зимы нет, а земля — ружейный ствол воткни и вырастет хлебное дерево…
Сысой с Васькой недоверчиво посмеялись:
— Мещанин иркутский — кнехт листвяжный, хлеб-то на колосьях…
— Это у нас на колосьях, а там на деревьях, — ничуть не смутившись, заявил стрелок. — Сказывают, булка из листьев торчит, бери и ешь — даже печь не надо… А еще эти бостонцы говорят, будто плыли возле неведомых островов и видели партию на каяках. Кричали, звали, но промышленные от встречи уклонились… А передовщики по их словам сильно походят на Измайлова и Шильца!
Насмешка на лице Сысоя покривилась, земля смоленой палубой качнулась под ногами.
— Так уж и они? — пробормотал растерянно.
— Что слышал, то передаю! — перекрестился старовояжный.
— А где Швецов? — дрогнувшим голосом спросил Сысой.
— Здесь, партию собирает…
— Вы, вот что, — Сысой обернулся к Васильевым незрячими глазами. — Подарки возьмите да идите без меня к Филиппу. Мне надо с Афоней поговорить… Перед правителем отчитаться…
— О чем отчитываться? — настороженно зыркнул на дружка Василий. — Все, что надо, Кусков отписал, мы бумаги передали.
Ульяна кошкой вцепилась в рукав Сысоя.
— Побойся Бога, жена с Петровок одна, сын…
Василий схватил дружка за другую руку.
— Без тебя не пойду! Петруха станет спрашивать, где батька? Что скажу?
Пропал морок, мелькнувший перед глазами: невиданные деревья, белые реки и озера, чудные птицы и встали как живые — жена со слезинками на щеках, обманутый сын, смотревший растерянно и удивленно.
— Ну, вот, опять?! — скрипнул зубами Сысой и покорно опустил голову, а Василий выпустил его из крепких рук.
Теплая встреча бостонцев в Павловской крепости объяснилась не только выгодным контрактом. Когда в заливе появился корабль под звездным флагом Соединенных Штатов и с батареи дали сигнал, Баранов стоял под сторожевой башней, раздумывая, стоит ли лезть наверх по шатким лестницам.
— Что за судно? — спросил караульного.
Стрелок из новоприбывших, с подзорной трубой, долго вглядывался, стараясь прочесть название, писанное латинскими литерами, «мекал», «рекал», потом плюнул, крикнув:
— Хрен выговоришь! «Макарий» какой-то!
Удивляясь странному названию, Баранов отправился на причал.
Бригантина уже прошла мимо батареи и промеривала глубины, чтобы выбрать место для якорной стоянки. Правитель приложился к подзорной трубе и, едва не потеряв шляпу с париком, с былым проворством кинулся в крепость, крикнул, чтобы заложили ворота брусом и приказал играть «боевую тревогу».
На батарее забегали, разворачивая пушки. На стены выскочили стрелки с ружьями. Бригантина бросила якорь, повернулась к воротам крепости бортом.
На носу ее блеснула золотом букв надпись: «Mercurius». Увидев явные приготовления к бою, капитан выхватил белый платок и полез на ванты. С борта «Меркурия» спустили шлюпку. В ней, при одной только короткой шпаге, прибыл сам капитан. Баранов вышел на причал и узнал штурмана дружественной Гудзоновой компании. Винясь за недоразумение, он распахнул перед гостями все двери, оказав самое радушное гостеприимство. Узнав, с каким предложением явился мистер Окейн, и вовсе был тронут.
Тоболяки ушли к себе на хозяйство. Через месяц сообщили, что в бухту пришел компанейский галиот «Александр Невский» под началом вольного штурмана Петрова и с больной командой. Сысой отправился в крепость с отрядом каюров, присланных за молоком и маслом, хотел узнать какие товары доставлены в запасной магазин. Был конец октября, совсем по-зимнему мела метель, горы и камни белели от снега. В Чиниакском заливе стояло еще одно двухмачтовое судно под Российским флагом. При сильном ветре оно не решалось войти в бухту.
Сысой потолкался среди пьяных камчадальских матросов в казачьих шароварах, в казарменной тесноте все бестолково суетились, кричали и веселились, всяк на свой лад. Не найдя никого из друзей, он пришел к Баранову рассказать о новостях в сапожниковском хозяйстве и тут узнал, что неделю назад Тараканов с небольшой партией алеутов ушел промышлять бобров в южных водах на бостонской шхуне Натана Виншипа. Сысой вскочил от негодования, будто его предали. Баранов смущенно повинился:
— Мой грех! Скрыл! Знал, удержу тебе не будет! А ты нужен мне там, сынок, — кивнул в восточную сторону, — на Ситхе. Неотмщеная кровь друзей наших вопиет… Прости старого!?