Лев не умеет разговаривать обычным языком, его фразы нужно разгадывать и переосмысливать. Это не очень приятная задача, частенько чувствуешь себя беспросветной дурой. Итак, операция уже завтра. Как могла, пожелала не бояться и позвонить мне, как только почувствует себя нормально после наркоза. Вяло обещал, надежды на звонок было мало. В каком госпитале будет лежать, тоже не сказал, надеялся на быструю выписку.
А ведь я так страстно мечтала посидеть у его постели, погладить по руке хотя бы, поцеловать… Надежды были призрачны, лишь сплошные бесплотные мечтания.
Позвонил уже поздно вечером, сказал, что спит все время, последствия неизвестны. Умоляла разрешить приехать – безрезультатно. Я чувствовала себя ненужным довеском, который болтается у него на ноге и мешает шагать. Вспоминала его отношение в первые два месяца, оно не шло ни в какое сравнение с чувствами последних месяцев. Думала о том, что, наверное, остыл и разлюбил, просто был всплеск эмоций после долгой разлуки, и все. Хотелось вывернуть свою душу наизнанку, выполоскать в чистой воде, чтобы не осталось там и духа его. Сердце болело в полном смысле этого слова, и лекарства для выздоровления никто еще не придумал.
Через два дня его выписали из госпиталя, и дочь увезла к себе домой. Звонил слабым голосом, говорил, что он страшный, весь в повязках. На предложение помочь, варить, кормить, естественно, отказался.
А моя дочь ругалась каждый день, говорила: «Посмотри, на кого ты стала похожа, скоро сама упадешь». Потом договорилась с турагентством и принесла мне путевку в Доминикану на целых 10 дней в качестве подарка ко дню рождения, отказаться нельзя. Надеялись, что солнце, теплый океан среди зимы сумеют поправить мое настроение.
В воскресенье Леву привезли домой, и он позвонил с просьбой, не могла бы я приехать с утра в понедельник. Я пообещала, что попробую отпроситься пораньше, но с утра никак.
Купила продукты и уже в шесть вечера была в той светлой дали. Он открыл дверь, и сердце мое съежилось от жалости. Повязка занимала пол-лица, сверкали лишь хмурые неприветливые глаза. Казалось, что здесь меня никто и не ждал. Приготовила ужин, он молчал, от рассказа про операцию отказался, досадливо махнув рукой. Спать мне было предложено на диване в зале.
Он ушел в ванну, слышно было, как сильно высморкался, отчего моя душа ушла в пятки, затем зашумел душ. Вышел уже без повязки и молча ушел в спальню. С отвратительным чувством пятого колеса в телеге потопталась, не понимая, что дальше делать, пожелала спокойной ночи и пошла спать на свой одинокий, узкий холостяцкий диван, который знал иные времена.
Утром никто не встал с постели, чтобы проводить меня до двери, она так и осталась незапертой.
– Не нужно приезжать вечером, я уже в порядке, – хмуро буркнул Лев.
– Ну конечно, а есть ты что будешь? – воспротивилась я.
Накупила мяса, рыбы, овощей и фруктов и, больше похожая на тягловую лошадь, понеслась в метро на двухчасовой марафон, еще и с переходом на другую линию.
Дома меня ждал сюрприз: в холодильнике лежали ровно те же самые продукты, словно купленные по одному списку. Оказалось, он был уже и на работе, и в магазин зашел. Недовольный, неразговорчивый.
После ужина Лев ушел в спальню молча, а я осталась сидеть на диване ошарашенная. Да, в конце-то концов, кем он себя возомнил? Все эти загадки и тайны мадридского двора достали меня вконец. Я вошла в спальню, присела на краешек со своей стороны постели и сообщила:
– А я еду отдыхать в Доминикану через две недели, ты уже совсем окрепнешь.
– Что? – вдруг страшным голосом вскричал он. – Это правда?
– Да, дочь купила мне путевку, говорят, я уже похожа на тень.
Он, будто став меньше ростом, со странным облегчением произнес:
– Ну и слава богу.
Это прозвучало так, словно он рад, что освобождается от меня. С колом в сердце поплелась я спать на свой диван в зале. Его отношение ко мне было хуже некуда, и ждать больше нечего. Нужно набраться сил и прекратить мучения.
Но уже к обеду меня снова потянули за веревочку, как куклу. Он позвонил и сладким голосом из прошлого тихо сказал:
– Катюша, у меня из носа кровь начала капать.
– Сейчас же звони в госпиталь, – приказала я, сразу вспомнив, с каким шумом он высмаркивается.
– Ничего, может, пройдет, я в нос ватку заложил.
– Кровь пойдет внутрь, что ты делаешь?
Я не находила себе места. Мы перезванивались каждый час, кровь все капала, он просто менял ватку. Когда ехал домой в машине, кровь хлынула уже ручейком, никакие ватки не помогали. Он испачкался, испугался, но пришел домой и просто лег на диван.
Я звонила, молила и требовала вызывать «Скорую помощь», он отмалчивался. Я говорила, чтобы его хотя бы забрала дочь и увезла в госпиталь сама, – никакой реакции.