– Не вздумай спускаться ночью вниз, Джек прекрасно стреляет, а то будете лежать, как Ромео с Джульеттой.
Я не добавила, что видела эту страшную картину во сне. Лев молчал. Как ни странно, уснуть удалось довольно быстро.
Утро пришло, словно ночи и не было. Снизу доносились звон чашек, лилась вода, разговаривали в полный голос. Нужно было вставать, вылеживать было ни к чему. Я умылась, оделась, долго стояла у окна, ждала. Лева молчал и не вставал.
– Я хочу домой, вставай, не собираюсь закатывать никому сцен.
Он встал, умылся, и мы спустились вниз. Джек поприветствовал нас, хозяйка же сидела, как обычно, за компьютером, изучала свежие новости. Доброго утра мы не услышали. Завтрака не было. Я включила чайник и стала искать чашки. Вошла «красавица-девулька».
– Что это ты такая? – буркнула она вместо приветствия.
– Да нужно было себя вести вчера приличнее, – сдерживая себя из всех сил, ответила я.
– А что мы сделали? – быстро спросила та и тут же вышла из кухни. Знает собака, чье мясо съела.
Джек сидел здесь же и с великим напряжением следил за этой сценой. Он видел, что происходит разборка, но не понимал ни слова. Я налила чай себе и Леве, мы сели вдвоем за пустой стол. Джек одиноко болтался по кухне, варил себе отдельно кофе в турке. Все молчали. Она у компьютера. Наконец, обернувшись, спросила:
– Может, яичницу сделать?
– Я не хочу есть, – сказал Лев.
– Я тоже.
Потом мы переглянулись долгим взглядом. Пора было уезжать. Лев еще раз извинился за непредвиденный отъезд, хотя нужды в извинениях уже не было. Джек сказал:
– Приезжайте еще.
«Красавица-девулька» сквозь зубы буркнула:
– Пока.
Мы молча вышли на улицу, сели в машину и тронулись в обратный путь. Дом стоял одинокий и печальный, будто хозяев заперли на замок и даже не выпустили проводить гостей.
Я иногда взглядывала на друга, его лицо было чужим и замкнутым.
– Лева, а что, тебе действительно нужно работать, у тебя что-то появилось?
– Молчи, смотри в окно! – рявкнул, что есть сил.
Сцепила зубы и ладони, потом ответила:
– Я смотрю в окно, потому что это я так хочу.
Больше мы не проронили ни слова за все два часа пути. Он подвез меня к дому, я вышла из машины, забрала с заднего сиденья сумку и наклонилась попрощаться. Лева повернул на секунду голову и снова стал смотреть прямо перед собой.
– Уик-энд удался, – горько сказала я и, не дождавшись ответа, захлопнула дверцу. Машина медленно тронулась.
Проходили дни, он не звонил. Позвонила я, быстро рассказала о чем-то своем. Он молча выслушал и положил трубку. Прошла неделя. В выходные я поехала в Манхэттен на литературный вечер в библиотеку. Оттуда позвонила и спросила, как он себя чувствует. Лев молчал.
– Ты что, не хочешь мириться? – Страшная мысль вдруг прорвалась водопадом в голову.
– Не хочу.
– Да ты что, с ума сошел? Из-за какой-то чужой мерзавки порвать такие отношения?
Он молчал. Я в растерянности положила трубку. Этого не может быть, как я буду жить без него, этого не может быть! Я снова набрала номер, даже не предполагая, что скажу.
Он спокойно ответил.
– Лева, я должна попросить прощения за то, что распустила руки. Больше этого никогда не повторится.
– Я услышал, – с видимым облегчением ответил друг и отключился.
Прошло еще целых пять дней, прежде чем прозвучал долгожданный звонок.
– Ты не разучилась гладить брюки? – противным злющим голосом спросил Лев.
– Нет, конечно, а что?
– Приезжай сегодня, я встречу.
Я поехала в свой длинный путь навстречу новым испытаниям, страданиям и счастью.
А в середине сентября Лева нашел работу. Он воодушевился, что уж было говорить обо мне. Мы снова регулярно встречались, радовались общению, и осень пролетела как один миг.
Перед самым Новым годом я заболела. Квартира отапливалась слабо, и приходилось даже иногда ходить дома в шапках. Мы смеялись с дочерью и фотографировались для истории. Смеяться-то хорошо, но простыли обе не вовремя. Лева приехал за мной еще 28-го, я лишь подкашливала, предупредила, что заболела. «Ничего, выздоровеешь», – сказал милый и увез меня к себе. Но на следующий день поднялась высокая температура, и я лежала красная и беспомощная. Левочка привез жаропонижающее, сварил бульон, кормил и ухаживал, даже не верилось.
Кашляла и чихала на всю квартиру, и спрятаться было некуда. Очень боялась, что заражу Леву. В новогоднюю ночь за час до боя курантов, собрав последние силы, сходила в душ, привела себя в порядок и даже надела вечернее платье. Сели за стол, выпили по капельке, и я отправилась на свой одинокий диван, потому что боялась, что могу упасть лицом в тарелку, было плохо совсем. Я давно не простывала и совсем забыла, каково это. Сбить температуру не удавалось ничем, тридцать девять, и не меньше. Впереди было еще четыре дня выходных, за которые я надеялась встать на ноги.
Рано утром Лева подошел ко мне и спросил:
– Ты когда поедешь домой?
Я потеряла дар речи.
– Никогда не поеду. Как я буду ехать в метро два часа в таком состоянии? – с негодованием воскликнула я.
– Я тебя отвезу, – безапелляционно ответил друг.