Замри

Мне нужно докупить кое-что для своего проекта: еще гвоздей, наждачную бумагу, тиски.

– Хорошо, – говорю я.

В строительном гипермаркете мама направляется в секцию товаров для сада.

Я набираю в корзину все необходимое. Потом вспоминаю про шестую подпорку и иду к ряду, где продаются веревки. У меня разбегаются глаза: тонкие веревки, толстые веревки, металлические тросы, тканевые канаты.

Я стою и изучаю это изобилие, когда мимо проходит парень в темно-зеленой форме сотрудника магазина. Он останавливается.

– Вам помочь?

– Я не знаю, какую веревку взять.

– Какой толщины вам нужна веревка?

– Потолще. Нужно, чтобы она выдержала человека.

– Насколько тяжелого?

– Нужно, чтобы она выдержала меня.

Он окидывает стеллаж взглядом.

– Вот эта подойдет. – Он снимает моток желтой веревки средней толщины.

– Мне отрезать ее самой? – спрашиваю я, но он не отвечает.

Он смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и вижу в двух шагах маму, зажимающую ладонью рот. В ее лице ни кровинки.

– Ты чего? – спрашиваю я.

Консультант нервно пятится.

– Ты чего? – спрашиваю я снова.

И тут я понимаю, что она смотрит на веревку у меня в руках. И я вспоминаю утро, когда узнала про Ингрид. Прежде чем мне сказали, как она это сделала, я перебрала все варианты. Пистолет в отцовском сейфе, кухонные ножи, таблетки из аптечки матери. Веревка.

– Мам… Ты же не думаешь, что я…

У нее трясутся руки.

– Мама, это не то, что ты думаешь.

– Ты была такой злой. – У нее дрожит голос. – Воспринимала в штыки психотерапию. Не рассказывала, как у тебя дела. Я пыталась говорить с тобой, но ты отталкивала меня. Я беспокоилась о тебе все это время.

– Мама, – говорю я. – Я бы никогда так не поступила.

А потом, в узком проходе строительного гипермаркета, среди миллионов гвоздей и болтов, крючьев и шлангов, катушек с леской и крошечных лампочек, веревок и цветочных семян, я шагаю вперед и обнимаю маму впервые за несколько месяцев. Ее руки сжимают мою футболку на спине, и я чувствую, как тяжело вздымается ее грудь, как она старается сдержать слезы. Она вдруг становится такой маленькой, такой хрупкой. Не задумываясь, я шепчу: «Со мной все хорошо, все в порядке, все хорошо», – снова и снова, пока она не начинает дышать нормально. Наконец она отпускает меня и, отступив на шаг, берет меня за подбородок и говорит:

– Поклянись.

– Со мной все хорошо, – говорю я. – Клянусь.

19

Вернувшись домой, я захожу к отцу в кабинет и веду их с мамой во двор. Мы проходим мимо моей одинокой машины, мимо их огорода, спускаемся с пригорка, огибаем невысокие деревца и оказываемся у моего дуба. В солнечном свете он особенно хорош.

– Вот над чем я работаю.

Лестница, которую я прибила к стволу, выглядит прочно и надежно; доски, которые я успела закрепить, отходят на шесть футов от ствола, поддерживаемые прочными подпорками.

– Тут будет еще одна доска, – поясняю я. – И тогда можно будет постелить пол. Я пока не успела ее приделать. – Я поворачиваюсь к маме. – Вот для чего мне нужна веревка, – добавляю я мягко.

Мама сжимает мне руку.

Папа восторженно присвистывает.

– Дом на дереве! Супер. Я в детстве мечтал о таком.

– Их делают не только для детей. Я нашла книгу. – Я открываю свой металлический ящик, достаю руководство и показываю им. – Видите?

Папа листает страницы, а мама из-за его плеча разглядывает сложные дома, в которых есть кухни с духовками, столами, кастрюлями и сковородками; ванные комнаты с ваннами на львиных лапах и раковинами; гостиные с дровяными печками, диванами и коврами.

Папа останавливается на странице с домом попроще. Он довольно большой, грубоватый на вид; в нем нет электричества и прочих изысков. Его построили два брата, которые просто любят иногда посидеть в нем и полюбоваться на реку.

– Твой похож на этот, но со своей изюминкой. Ты здорово придумала – строить вокруг ствола, а не рядом.

– Я просто подумала, что так будет лучше.

– Он чудесный, – улыбается мама.

– Невероятный, – подхватывает папа.

Их лица светятся такой гордостью, что мне хочется их сфотографировать.

Весна

1

По утрам становится все теплее. У родителей потихоньку распускаются цветы, а овощи дают новые побеги. Я обхожу аккуратные грядки и спускаюсь с пригорка к своему дубу. Карабкаясь по ветвям, я представляю, как буду разговаривать с Тейлором. Я не могу прятаться от него вечно. Не могу и не хочу.

Я подтягиваюсь повыше и забираюсь в люльку, которую родители помогли подвесить к толстой ветке. Вчера, после встречи с Дилан, я затащила все оставшиеся доски на ту часть пола, которую уже успела постелить, и теперь могу пилить и забивать гвозди без необходимости лазить туда-сюда.

Я работаю три часа, не думая ни о чем и растворяясь в звуках утра: в чириканье птиц, завывании ветра в листве, стуке молотка по дереву и металлу. Я заканчиваю пол. Встаю на ноги и осторожно ступаю на доски, чтобы проверить конструкцию на прочность. Убедившись, что пол меня держит, я прогуливаюсь от одного края к другому – он именно такого размера, как я хотела, ровно двенадцать футов от края до края.

Я топаю. Я прыгаю.

Доски не прогибаются ни на дюйм.

2