Лариса отошла в сторонку, все еще не решаясь приблизиться к могиле. Там по-прежнему — отдельно от всех, с поникшей головой — стоял Алексей Иванович. А в руках мужчин и женщин уже появились пластмассовые стаканчики с водкой. Григорий, орлиным взором окинув толпу, заметил обойденную вниманием Ларису. Наполнив стакан до середины и прихватив бумажной салфеткой изрядный кусок пирога, он подошел к ней со словами: «Что же вы как не родная? Давайте, давайте, не брезгуйте русским обычаем. Помянем нашу дорогую Валюшу, царствие ей небесное!» Ларисе пришлось выпить водку, так как он стоял рядом и настойчиво приговаривал, дескать, оставлять поминальную водку — большой грех. Задохнувшись, ощущая жгучий напиток всем нутром, она послушно открыла рот, чтобы откусить пирог, заботливо поднесенный Григорием. «Ну вот, молодчина! — воскликнул он. — Держите пирог-то. Его тоже весь, без остатка надо съесть. Так положено». А в ее слегка захмелевшей голове пронеслось: «Придется вызывать Викторию. Пусть едет на такси и забирает меня вместе с машиной».
Она все же отнесла свои розы на могильный холмик, от подножия до верхушки усыпанный живыми цветами. А когда повернулась, чтобы уйти, натолкнулась на Алексея Ивановича. «Ларочка, вы только не пропадайте, — едва слышно попросил он, почти прошептал, все с той же мольбой в тоскующих глазах. — Звоните. Хотя бы иногда». Она лишь кивнула, с неловкостью в душе замечая устремленные на них любопытные взгляды.
Следующим утром, не заезжая в офис, Лариса направилась в СЭС.
К заместителю главврача Мокиной уже сидела очередь. Ничего не оставалось, как сесть рядом с остальными и приготовиться к томительному ожиданию. Через час Лариса вошла в кабинет и поздоровалась с чиновницей от санитарии.
За внушительным столом восседала маленькая женщина неопределенного возраста, чем-то напоминающая птицу. Сходство это усугубляли острый с горбинкой нос и длинные нарощенные ногти, покрытые молочного цвета лаком. Смерив Ларису холодным взглядом, Мокина кивнула на кресло, что означало, видимо, предложение присесть. Лариса сильно волновалась, поэтому не стала усложнять свою речь. С ходу она выложила причину визита:
— Алла Терентьевна, я полагаю, что претензии со стороны СЭС необоснованны. Документы у нас в порядке, просроченных продуктов мы не закупали и не продавали, а за качество пусть отвечает завод-изготовитель. Наша фирма поставляет только гостовские, сертифицированные товары. Никаких левых ТУ мы не признаем. Да вы и сами, наверное, уже убедились в этом.
Лариса умолкла, чтобы справиться со спазмом, перехватившим горло. А потом вдруг всей кожей ощутила зловещую тишину, которая повисла в кабинете. Женщина-птица, положив перед собой руки с ногтями, напоминающими выпущенные когти, не мигая смотрела на нее и ждала момента, чтобы напасть.
— У вас все? — спросила она и поджала узкогубый рот.
— Да, в принципе…
— Ну что ж, — начала Мокина и шумно выдохнула, — теперь послушаем меня.
Она так и сказала — «послушаем». Это почему-то насмешило Ларису. Ей стало все равно, что скажет чиновница. Она с легким сердцем выслушала ее назидательно-обвинительную речь, изобилующую специальными терминами, а когда встала, чтобы покинуть кабинет, сделала паузу и выдала заранее обдуманную фразу:
— Я знаю, что меня третируют с подачи Дениса Алексеевича. Не надейтесь, что это сойдет вам с рук. Рано или поздно тайное становится явным.
Если бы чиновница не отреагировала замешательством и багровыми пятнами, выступившими на лице и шее, то Лариса так и ушла бы в сомнении — права ли она? Но она оказалась права!
Вежливо попрощавшись, она вышла из кабинета, не обращая внимания на злобный клекот чинуши, пытавшейся вдогонку больно клюнуть свою жертву.
Конечно же, она понимала, чем может грозить ее выходка в СЭС. Но прогибаться, клянчить и давать взятки она не собиралась. Это было противно ее натуре, ее воспитанию, ее взглядам. Пусть все идет как идет, решила она. Даже если дойдет до суда, она не дрогнет. Даже себе в убыток. Нельзя давать пищу таким хищницам, как Мокина, чтобы они жирели и процветали, чиня беззаконие и умножая зло. Да и Денис хорош! Любовь любовью, но всему есть границы. Неужели подлым обманом он надеялся вернуть прежние отношения? В них хоть и не было большой страсти, но чистота и доверие были. А это дорогого стоит.