— Нет, я не прекращу, дядя Викентий! Раз уж ты сам не видишь — кто перед тобой, позволь, я раскрою тебе глаза. Кто она такая? Твоя пассия? Да у нее на лбу написано: хищница! А вы, мадам, не на тех напали. И можете не трудиться со звонками. Я не позволю вам нагреть старого человека. Не выйдет! У нас еще действуют законы…
Лариса, кое-как одевшись, выскочила в дверь, открытую Рузанной, и побежала по ступенькам вниз, а с площадки на весь подъезд гулкое эхо разносило обидную брань Эдуарда.
В вагоне метро она немного успокоилась и, отбросив эмоции по поводу собственного оскорбленного достоинства, задумалась над судьбой старого человека. Каково ему сейчас? Что еще наговорил его племянничек своим ядовитым языком? Не языком, а жалом — так было бы вернее. А ведь подобной «опекой» он убивает дядю, невольно или нарочито — не имеет значения. Главное то, что Викентию Львовичу сейчас очень плохо, а защитить его некому.
Пока Лариса шла от «Баррикадной» до переулка, где жила тетя Вера, у нее созрело решение немедленно позвонить старику.
Вера Федоровна, встретив племянницу, поспешила на кухню — накрывать стол для обеда, а Лариса села возле телефона и, путая от волнения цифры, с третьей попытки набрала номер:
— Алло, Рузанна Леонтьевна? Это Лариса. Извините, а нельзя ли пригласить Викентия Львовича?
— Он отдыхает. Перезвоните попозже.
— А как его самочувствие?
— Сейчас уже лучше. Он принял лекарство… Минутку! Что? Это Лариса. Да. Хорошо, хорошо! Алло, сейчас он подойдет к телефону.
— Алло, Ларочка?
— Да, это я. Викентии Львович, извините меня за… В общем, я убежала, а вы… А вас…
— Ничего страшного. Не извиняйтесь. Это я должен просить прощения. Вас унизили в моем доме — это позор для меня. Никакая коллекция не стоит того, чтобы страдала невинная душа…
— Викентий Львович, — перебила Лариса его высокопарную речь, — я тут подумала… Короче, коллекцию надо передать еще при жизни. Понимаете? Ведь получается, что она не продлевает вашу жизнь, а совсем наоборот! Если хотите, я помогу вам. Специально приеду ради такого дела, вы только позвоните.
— Да я и сам уже пришел к такому мнению. Правда, еще грызли сомнения. Но после ваших слов все будто с головы на ноги встало. Теперь я готов расстаться с моими сокровищами без всякого сожаления. Так будет лучше для всех.
— Ну вот и хорошо. А то я… Скажите, как вы себя чувствуете?
— Уже более-менее…
Он умолк на какое-то время, а потом дрожащим голосом выдавил:
— Ларочка, не могу говорить. Нервы, знаете…
— Тогда поговорим позже, хорошо?
— Нет-нет! Я должен высказаться, иначе… Думаете, я случайно подошел к вам в музее? Вы очень похожи на мою покойную дочь. Она умерла совсем молодой, от тяжелой болезни. Сначала меня поразило внешнее сходство. Я как увидел вас еще в гардеробе, так долго в себя не мог прийти. А потом, когда вы заговорили, нашел много похожего и в характерах. Ведь если бы не мой незваный племянник, я бы показал фотографии, наши, семейные. Мне очень хотелось поделиться с вами. Вы извините меня за такую пространную речь…
— Я вас понимаю, как никто другой. Знаете, почему? Я сирота. Родители погибли, своей семьи не нажила. Есть только тетушка и двоюродный брат, да с папиной стороны дальняя родня.
— Лариса, — решительным тоном заговорил Викентий Львович, — мне не хотелось бы терять вас насовсем, то есть мы должны поддерживать друг друга. Вы согласны со мной?
— Согласна.
— Тогда продиктуйте ваш телефон. Сами вы можете и не позвонить, и я не осуждаю за это. У вас молодая жизнь, свои интересы. Это нормально. А вот мне уже без вашего голоса не обойтись. Боюсь наговорить банальностей, но он для меня словно дорожка в прошлое, к моим самым близким…
Он осекся и умолк. Лариса слышала слабое всхлипывание, но тоже молчала, ждала, когда старый человек успокоится.
— Ларочка, вы еще слушаете?
— Да-да, Викентий Львович! У вас есть ручка? Тогда я диктую…
Прямо с вокзала Лариса помчалась в офис. По словам Синары, позвонившей ей на сотовый, накопилась куча дел, не терпящих отлагательств. Зная характер своей помощницы, Лариса правильно оценила серьезность ситуации.
До обеда она подписала все бумаги, обзвонила самых важных на этот момент контрагентов, съездила в банк и нагрузила помощницу работой по новым договорам. И только «раскидав» все самое срочное, поехала домой.
Пушок, которого три дня обихаживала соседка, встретил хозяйку громким и протяжным мяуканьем. Он терся о ее ноги, мешая передвигаться по квартире, и преданно заглядывал в глаза.
— Ну ладно, ладно, хороший мой, соскучился? — Лариса взяла кота на руки и подошла к окну. — Ну-ка, что у нас за окном творится? Давай посмотрим. О! Все крошки склевали, которые мы с тобой насыпали. Ты, надеюсь, тут не пугал синичек? А? Что отворачиваешься? Было дело, да? Ах ты, мой кот-воркот! На птичек охотился? Пойдем на кухню, я тебя покормлю, а заодно и сама поем. А потом мы и птичкам чего-нибудь дадим. Пошли, мое солнышко.