Последней в очереди оказалась Лариса. Она уже справилась с волнением и была настроена решительно, даже чересчур. Ее спокойный, холодный взор, которым она окатила Антона, подействовал на него отрезвляюще. С лица слетел налет снисходительного самодовольства. Он словно окунулся в прошлое, в котором несолоно хлебавши возвращался на свое место, отвергнутый единственной из всех неприступной и оттого, наверное, еще более желанной красавицей Ларисой Хомутовой.
Но за эти годы неопытный юноша превратился в сильного, знающего себе цену мужчину. Встретив ее непокорный взгляд, он и не подумал сдаваться. Напротив, закусив удила, галопом кинулся в увлекательное состязание, победу в котором определяют не столько чувства, сколько характер и ум соперника.
Откуда-то издалека зазвучала музыка их юности, песня из «Титаника» в исполнении Селин Дион, заезженная на дискотеках той поры, но здесь и сейчас заново услышанная, заставившая их сердца вздрогнуть и забиться с удвоенной силой.
Антон не стал церемониться с устным приглашением. Отбросив все условности, накрыл ладонью руку Ларисы, лежавшую на подлокотнике кресла, сжал ее и властно потянул к себе:
— Пойдем?
Невозможно было отказать этому взгляду, этой теплой и сильной руке, этому властному и одновременно влекущему за собой голосу. Невозможно!
Они почти не двигались. В полумраке притушенных светильников стояли, обнявшись, в толпе танцующих и тонули в глазах друг друга. Она сдалась, покорилась, уступила в этом состязании. А он ликовал, предвкушая их первую, долгожданную, нереальную когда-то, но теперь такую близкую ночь.
И она была! Ночь любви, признаний, слез и счастья. Как долго они шли к ней, каким длинным, извилистым, непредсказуемым путем!
Антон еще плескался в ванной, а на кухне его уже ждал поздний завтрак — душистый кофе, омлет с гренками, сандвичи с бужениной и зеленью. Накрывая стол, Лариса то и дело поглядывала на свое отражение в зеркале и удивлялась перемене, произошедшей с ней за одну ночь. Ее лицо, слегка подправленное невидимым скульптором, похорошело, став изысканно утонченным. Нежный овал с чуть осунувшимися щеками обрел дополнительный шарм, на губах застыла легкая улыбка, а глаза из-под полуприкрытых век мерцали таинственным светом. Она сияла от счастья.
Да, она была счастлива, но из суеверия боялась признаться в этом. Боялась спугнуть непостоянную, капризную птицу счастья, в столь редкие дни прилетающую на наш подоконник и не желающую приручаться ни за какие лакомства.
Эта чудесная ночь, о которой она не раз грезила, была настолько хороша, что казалась воплощенной фантазией, материализовавшимся сном из юности. И все же это было на самом деле. Когда приходило осознание реальности происходящего, Ларису бросало то в жар, то в дрожь.
Антон воспринимал эти ее вспышки как выплески сексуальной энергии, как проявление сильного темперамента и старался соответствовать, не ударить в грязь лицом.
Опустошенные страстью, они уснули уже утром, а разбудило их полуденное солнце, выглянувшее на минуту из-за серых октябрьских туч. Не желая выглядеть заспанной растрепой, она первой убежала в ванную, а когда вновь заглянула в спальню, то застала неожиданную картинку: ее возлюбленный, сцепив руки на затылке и удобно откинувшись на подушки, с интересом смотрел телевизор. Там шла трансляция футбольного матча, Вопрос «Кофе будешь?» — прозвучал одновременно с его громким призывом: «Бе-е-ей!» — а потому не был услышан. Странно, но это нисколько не обидело, наоборот, его поведение показалось ей необычайно мужественным. Подспудно она всегда тосковала по таким проявлениям мужского начала, которых Денису, например, явно не хватало.
Не удержавшись, она подошла к Антону, обняла за широкие плечи, поцеловала в затылок и поспешила на кухню, где в веселом возбуждении принялась готовить завтрак, поглядывая на себя в зеркало и ощущая на губах запах одеколона «Lacoste».
А потом, когда они сидели на ее просторной кухне и завтракали, Лариса мучилась сомнениями: «Спросить или подождать, пока сам не скажет?» И вдруг Антон произнес фразу, после которой надобность спрашивать отпала сама по себе. С аппетитом поедая пышный, румяный омлет, удавшийся Ларисе как никогда, он пробормотал:
— Вкуснятина! Давно не ел домашней стряпни. Я ведь все больше по кафе да ресторанам кантуюсь. Жизнь холостяка — не сахар.
После этих слов в Ларисе точно новый источник энергии забил. Окрыленная, она порхала по квартире, напевая мелодию из «Титаника», вспоминая вчерашнее танго, ласковый, неотрывный взгляд Антона, его крепкие объятия, нежные слова.
Он ретировался сразу после завтрака, объяснив свой поспешный уход неотложными делами, не отпускавшими даже в субботу, а она осталась дома, хотя и собиралась поначалу съездить на пару часов в офис. Осталась, чтобы вновь и вновь мысленно пережить мгновения воплотившейся мечты, чтобы никто чужой не вторгся, нечаянно и грубо, в поэтический мир ее грез. Ей никого не хотелось видеть, так как перед глазами был он — синеглазый король, мужчина всей ее жизни!