Замыкающий

– Потому и говорю, что знаю, о ком говорю! Мои зря не сдадут! Сначала подсчитают, какая прибыль с того. Мои все считают!

– То-то они счас хозяева мира, – ядовито процедил Павел. – Все дыры забили, как тараканы.

– Главное они просчитали, – то ли заплакала, то ли рассмеялась хозяйка.

– Что, баб Иза? – выдохнула Галина.

– Царство Небесное! Просчиталися…

Когда Гаврилыч собрался домой за ружьем, Павел рванулся за ним. Иза встала в проеме двери с топором.

– Пусти, баб Из, я по-пластунски сквозь черемушник проползу. Я умею. Я только гляну на него и уползу.

– Ну-ка, сядь вон туда! – приказала бабка. – Я тебя принимала! С первого дня помню тебя. И в своем доме погибнуть не дам! Недаром ты ко мне приполз… по-пластунски. Веди себя как положено… В твоем положении… Еще и поживешь с Котей своим.

Алевтина с Вассой встретили Гаврилыча у ворот.

– Нагулялся! – заурчала Васса. – Оторвался, бесстыжий, на полную катушку!

Алевтина молча и внимательно всматривалась в лицо мужа.

– Че встали? На выставку, что ль, собрались? Дуры старые. Весь Култук за домом смотрит, а они встали… Глядите, нету хозяина!

Алевтина сразу все поняла и юркнула в калитку. Пока Гаврилыч добывал из тайника ружье, Алевтина собирала снедь в охотничий рюкзак мужа. Наконец что-то дошло и до Вассы, и она зашлепала, заметалась по дому, собирая в сумку все подряд.

На раннем рассвете Иза вывела Павла с Галиною через огород по своей потайной тропе. За ручьем прощались.

– Помни старую жидовку, – скрипела Изида, суя в карман ветровки Павла пачку денег.

– Баб Иза, я вас никогда не забуду! – с сердцем сказал Павел.

– И я, – пискнула Галина.

Лицо женщины было напряженным и решительным. Она словно обрела наконец то, что безуспешно искала в жизни. Галина то и дело взглядывала на Павла, и в лицах обоих бедолаг было что-то общее, какое бывает у старых, хорошо проживших совместную жизнь супругов.

«Лучше б я не дожил до этого утра», – думал Гаврилыч, обнюхивая чужое тело внука. Они долго стояли молча, обнявшись. Солью и дымом несло от одежды этого мускулистого, грубоватого мужика, вовсе не похожего на ласкового его внучонка.

– Дед, ты только живи… Вот что! Ради Коти, обо мне не думай. Я сильный, я выберусь! Котю береги… Котю – сына… мальчика. – Исхудавшее лицо его подергивалось.

– Скажи мне, дед! За что ты воевал? За что покосили моих пацанов? Им по девятнадцать было! Я ведь верил в правду, в Родину! А ты че, только за Сталина грудь подставлял?!

– Ты это… – пытался возразить Гаврилыч. – Сталин дал… за него всегда воевать… Всегда, как за Родину! Счас бы Сталина, дак разве такое было?!

Они пошли неспешно, чуть согнувшись. На пути Галина обернулась и помахала веточкой, и Гаврилыч вновь увидел Настежку. Так она и перемежалась в его сознании – Галина, Стежка… Стежка, его Настя с детской беспечностью, улыбаясь, машет ему. Потом она взяла внука за руку и повела, повела его по тропе. Стежка увела Павла… Через минуту они скрылись в лесу… Как растаяли.

* * *

Народ правду говорит… Народ зря не скажет!

Пришла беда – отворяй ворота. Широко распахнулись караваевские воротья для несчастий. Как проводил Гаврилыч беглого внука, дак замолк на много дней. Слова сказать не мог. Дыхание прекратилось.

Так и молчали старики с утра до вечера. А как полили ранние в этом году осенние дожди, пропал Котя. Он пропал с утра в один день с Серко. Алевтина хватилась первою.

– Дед, ты Котю видал?

– А ты че, его не кормила, что ль?!

Надел старый брезентовый плащ, взял в руки вожжи. Походил по окрестному Култуку, дивясь пышным клумбам в садах и огородах хозяек. Заглянул к Батыю. Нет ни мальчонки, ни его сестер. С утра, говорит, убежали куда-то… Гаврилыч растерянно постоял под дождем. Двинулся на дальний покос, куда иногда уходил Серко. Шел тяжело, долго. Поднывало больное колено. Еще издали, на взгорье увидал свой пустой покос, мокрый и желтеющий. Вернулся, не доходя до него… На обратном пути встретил Галину. На работу в гору на серпантин добиралась сама. Лицо ее было поникшим и постаревшим.

– Вы кого-то ищите? – спросила.

– Дак парнишонку нашего не видали?

Она помотала головой и скрылась в Изиной ограде. Догнала его у самого Байкала.

– Че тебе дома не сидится… в дождь, – недовольно буркнул Гаврилыч и огляделся вокруг. Не ровен час – засмеют.

На улице же было пустынно. Да и кто их теперь знает-помнит. Это не давешние времена, когда весь Култук одной семьею жил. Сейчас народ трухой пошел. Его не склеишь. Ему сейчас все равно, кто с кем… Только и знают: кто сколько…

– Вместе искать будем, – сказала она и раскрыла над ним зонт.

– Ешо чего, – рассердился он, – убери срамоту эту.