Замыкание (СИ)

На сцене появился монах, в черном одеянии, на вид сытый, щекастый, румяный, с длинным хвостом редких рыжих волос. Уже не юноша, но еще не муж, из благополучной семьи, бабуся закормила вкусняшками, маманя с папаней не нарадуются единственному сыночку. Вот только черное одеяние не подходит сытому виду. Монах заговорил уверенным, хорошо поставленным голосом лектора:

- Философы - материалисты любят строить пирамиды и помещать в них научные дисциплины, вершина - естественно, науки о человеке. Но удовлетворения не получают, спорят, ссорятся, сами себе не верят. И продолжают строить пирамиды. Да хоть переверни, хоть на бок положи, не получается.

- Что вы предлагаете? - перебил мужской голос.

Монах что-то ответил, но поднялся шум, заглушая его. По проходу потоком шли люди.

Софья старалась, прислушивалась, но услышала только фразу:

- Не сотвори себе кумира.

И в этот момент у сцены возник бывший преподаватель атеизма. Она помнила его густобровым, с шевелюрой темных волос, с богатырской статью, а увидела седого, сутулого, суетливого мужчину. Он сунул монаху микрофон, прошел по проходу в конец зала и стал теснить людей к выходу, никто не сопротивлялся, но выйдя, зрители не расходились, а оставались у двери и потихоньку возвращались в зал.

Преподаватель атеизма в качестве надзирателя на православной лекции, - нечто необычное.

Он не был похож на университетского преподавателя. И лекции читал странно: подробно рассказывал историю религии, содержание библии, но аргументов, почему бога нет, почти не приводил, потчевал студентов анекдотами. Атеизм преподносил как само собой разумеющееся мировоззрение, зачем очевидное обсуждать. Над анекдотами кроме него никто не смеялся, ведь впереди экзамен.

Она очень боялась экзамена, не знала, как доказывать, что мир материален, если есть мысли, образы, слова, наконец. Если это все - свойства материи, как запах, как цвет, то что-то материальное в них есть. Так что же? Преподаватель удивлялся: "Зачем вам так глубоко копать? Не беспокойтесь, экзамен все сдадите".

Она обратилась за помощью к Якову. Он объяснил, что атеизм - тоже вера. Каждый волен для себя выбирать или веру в бога или веру в науку. Она так и сказала на экзамене и получила неуд за ненаучный подход. Это был единственный раз, когда Яков подвел ее.

Привстав и вытянув шею, она высматривала знакомые лица преподавателей, бывших однокурсников, но не увидела, только устала, опустила голову и уткнулась взглядом в прореху рукава черной кофты сидящей впереди женщины.

От женщины пахло одиночеством и кошками. Прореха возмутила, принизила настрой - посыл носатой старухи. Все, что здесь происходит, - чушь, пыль, нищета, сборище неудачников. Но встать и уйти нетактично. Монаха обижать не хотелось.

Зал гудел, монах пытался говорить в микрофон, возвышал голос до визга, сердился и тут же оправдывался, - сам Христос, когда надо было, сердился, и ничего, святым был и остался. Гул усиливался, бывший атеист легко запрыгнул на сцену, не такой старый, как кажется, и что-то сказал ему на ухо. Монах кивнул и перешел на спокойный тон, стало тише, совсем тихо, Софья, наконец, прослушала фразу до конца:

- Дух возрождается вновь и вновь, как сын божий, умирая, воскресает. Смерть - неизбежный момент вечной жизни.

Фраза вызвала у Софьи протест. Если душа вечная, почему никто не спешит заново возрождаться? Если душа вечная, а смерть так, пустяк, почему все за жизнь держатся? Только грехи накапливают. Почему не пользуются возможностями, может, душа в следующий раз в Америке возродится? Почему церковь осуждает самоубийства? Наоборот, должны поощрять добровольный уход. Логики никакой.

- Верь, ибо абсурдно, - донеслось со сцены.

Вот и ответ.

Вдруг с места донесся истеричный женский голос:

- Мы идем другим путем! Елена Рерих указала нам другой, верхний путь! И не надо... - голос на высокой ноте прервался.

С места поднялась седая женщина профессорского вида, Софья узнала в ней преподавательницу кафедры искусствоведения, - и направилась к выходу. За ней из разных мест зала потянулись несколько преподавательниц и мужчина, высокий, худой, тоже профессорского вида.

К Софье повернулась впередисидящая женщина с прорехой на кофте:

- Видели? Пятая колонна, бывшие коммунисты, - прошипела она.

Совпадение позиций примирило Софью с прорехой. Конечно, нужно уважать тех, у кого есть свои взгляды, но зачем лезть в чужой монастырь со своим уставом?

Монах вещал в микрофон:

- Сектантство под видом православия внедрилось в саму церковь, в само Христово тело. Сектантство внедрилось в сознание масс. Истинное знание большинству недоступно. Люди вступают в лжеобщества, где самым величайшим злом являются кошки и собаки.

В зале захлопали. Но хлопки заглушил все тот же женский голос:

- Елена Рерих нам указала другой путь!

Пятая колонна опять просочилась в зал и толпилась за последним рядом.

- Ага, коммунизм - светлое будущее. У рерихнутых каша в головах, - произнес тихо мужской голос за ее спиной.