Замыкание (СИ)

Сын объяснил ей происхождение человека не так, как учили в школе: "Вначале было Слово. А потом уже много - много слов. Так много, не запомнить, но источник один.

- Куда же они разбежались, не знаешь? И как оно выглядит, твое самое первое слово? Кстати, на каком оно языке: русском, английском или немецком? - спросила она.

- Слово это дух. Он невидимый.

- И это ты говоришь мне, учительнице русского языка? Слово надо услышать или увидеть, чтобы понять.

- Почему ты не хочешь согласиться с очевидным? Реальность не приносит человеку счастья.

Софья схватилась за голову. Но все ее речи о том, что человек сам кузнец своего счастья, что он должен развиваться, - сын не слышал. Она подсовывала ему книги, но он их не открывал.

- Мне надо много думать. А для этого нужна духовная диета.

Когда Николай пришел в школу, зачем-то доложила ему, что сын стал верующим. Он схватил стул за учительским столом и разломал его.

Миша после девятого класса заявил, что уйдет в монастырь, и на лето устроился куда-то на стройку ночным сторожем. В августе Маша поступала в медицинский институт, и Софья помогала ей готовиться к экзаменам.

С Мишей общался Яков, даже уходил на ночь вместе с ним на дежурство.

Первого сентября сын пошел в десятый класс и о монашестве уже не говорил.

Софья перестала мучить себя вопросом: как так получилось, что у матери - атеистки сын оказался глубоко, фанатично верующим.

В Крыму у Миши

Мара вспоминала:

"Яша однажды свозил меня в Ялту, вместе с его семейкой, поездка произвела неизгладимое впечатление, Раиса ссорилась с проводниками в поезде, потом с таксистами на Симферопольском вокзале, потом с хозяйкой, у которой мы сняли две комнатки в частном домике недалеко от песочного пляжа. К морю мы пошли вдвоем с Яшей, Раиса с Аграфеной отдыхали. Лучшее, что они могли сделать, это не пойти с нами.

Я впервые увидела море. Когда подошла близко-близко, и волна лизнула мои ноги, почувствовала себя так, будто шла, не зная, куда и зачем, а тут, наконец, все поняла. Все-все. "Что именно? - холодно спросил Яша, - ты ведь знала хотя бы дорогу домой или на работу". Я возразила: бег на коротких дистанциях, но есть путь длинною в жизнь. Пока он раздумывал, что ответить, я смотрела, как накатывали одна на другую, волны, и еще не войдя в воду, почувствовала ее покачивание. Чистое небо, полный штиль, и море такое живое в солнечных бликах, такое веселое. Из меня так и поперло: все суета сует, всех куда-то несет, кто по своей воле, кто спасаться от голода, кто корысти ради. Пора уж остановиться, прислониться к чему-то вечному, чего не срубить топором, что может быть лучше. моря-окияна. Пора подумать о душе.

Он не любил, когда я закатывала глаза и говорила о душе. Он говорил, что я подобными разговорами напоминаю ему Раису. Он, верующий, не любил разговоров о мистическом, считал, раз я материалистка, мне это недоступно.

Как можно говорить, что кому-то что-то недоступно. Разбирайся сам с собой, а в чужую душу не лезь. Он согласился.

Я стояла у кромки воды и думала, что отсюда началось все живое, здесь истоки жизни, не конкретной, а вообще жизни.

Когда-то мне захотелось вернуться к истокам, в деревню, куда привезли меня маленькую, скрываться от очередного катаклизма, не природного. Лучше бы не приезжала: скучное захолустье, и дорога - две колеи, а между ними коровьи лепешки. Я нашла тетю Нюру, которая приютила нас, подарила ей деревенский пейзаж. Она пыталась уговорить меня остаться хоть на денек, но я сбежала, напившись чаю.

.

В морской воде растворены какие-то минералы, говорят, вся таблица Менделеева, обитает флора и фауна, все устоялось. Казалось, плеск-плеск, и вот что из этого получилось: миллиарды миллиардов зверей, включая меня, по всему земному шарику.

Миша как-то стал объяснять, что только бог мог сотворить все эти моря и океаны. При чем тут бог, - возмутилась я, природа сама по себе, и никто ее не сотворил. Где природа, а где мы, хотя тоже природа, но замороченная глупостями. Плеск-плеск так и будет, даже если вся наша культура исчезнет.

Но море - не моя тема, оно беспристрастно, ему неважно, что с твоей душой.

Константин, который увел Мишу как музыкант с дудочкой, не согласился: все суета, подлинное здесь, на просторе. Слушай себя и будет тебе счастье. Он же йог, он же колдун, и много других ипостасей, как говорил Яша.

На фоне вечности даже Раиска с Аграфеной утихали, созерцая закатное небо. Здесь все подлинное, без дураков, здесь неважно, в какой ты маске, что изображаешь из себя.

Когда Миша учился в десятом классе, Яков узнал от Константина, не то троюродного, не то четвероюродного племянника, что двоюродный не то дед, не тот прадед, она путалась в родственных связях мужа, бежал из Севастополя с Белой армией в Турцию на одном из последних кораблей.