Занавес

Я почувствовал, что в первый раз Нортон ответил на мой вопрос с некоторым колебанием.

2

Я вновь решил пройти в ту часть парка, где совсем недавно гулял с Элизабет Коул и Нортоном. Кто это там вдали? Мисс Коул! Она обернулась при моём приближении.

— Вы такой встревоженный, капитан Гастингс, — сказала она. — Что-нибудь случилось?

— Нет, нет, ничего не произошло. Просто я несколько устал от быстрой ходьбы, — сказал я, пытаясь отдышаться. — Похоже, будет дождь, — произнёс я избитую фразу. Она взглянула на небо.

— Пожалуй, да.

Некоторое время мы молчали. В этой женщине было что-то притягательное. С тех пор как я узнал о её трагедии, я проникся к ней огромной симпатией. Люди, такие как мы с ней, бывшие когда-то несчастными, имеют много общего. И всё же в её жизни, так мне показалось, началась вторая весна.

— Я сегодня так расстроен! — неизвестно почему вдруг выпалил я. — Получил плохие известия о здоровье моего друга.

— Месье Пуаро?

Понимая, что она на самом деле сочувствует мне, я рассказал ей о своих тревогах.

— Значит, — мягко произнесла она, когда я замолчал, — конец может наступить в любое время?

Я кивнул, не в состоянии вымолвить ни слова.

— Когда он умрёт, — произнёс я спустя несколько минут, — я останусь совершенно один на всём свете.

— Ну что вы. У вас же есть Джудит и другие дети.

— Они далеко от меня, а Джудит чересчур предана своей работе. Я ей не нужен.

— Да, дети вспоминают о своих родителях только тогда, когда попадают в беду. Вы должны воспринимать это как вполне естественное явление. Я не менее одинока, чем вы. Мои сестры живут вдали от меня: одна — в Америке, а другая — в Италии.

— Моя дорогая, — сказал я, — ваша жизнь только начинается.

— В тридцать пять лет?

— А что такое тридцать пять лет? Если бы мне было тридцать пять! Я же не слепой, всё вижу — добавил я с подтекстом.

Она вопросительно взглянула на меня, затем покраснела.

— Вы же не думаете… Стивен Нортон и я — только друзья. У нас много общего…

— Тем лучше.

— Он... он такой добрый.

— Дорогая, не верьте в мужскую доброту. Мы, мужчины, редко бываем добрыми.

Элизабет Коул неожиданно побледнела.

— Вы злой, ничего не видящий человек, — произнесла она тихим натянутым голосом. — Как я могу думать о замужестве, имея такую семью? Сестру, если не убийцу, так сумасшедшую! Не знаю, что лучше!

— Не думайте об этом, — с чувством произнёс я. — В отношении вашей сестры могла произойти ошибка.

— Что вы говорите! Ведь это же правда!

— А помните, как вы мне сказали: «Это была не Мэгги».

Мисс Коул затаила дыхание.

— Я чувствую, что это так.

— А раз чувствуете, значит — это правда. Она уставилась на меня.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ваша сестра не убивала своего отца.

Она прикрыла рот рукой, испуганно взглянула на меня широко раскрытыми глазами.

— Вы наверное сошли с ума. Кто сказал вам это?

— Не имеет значения, но это правда, и в один прекрасный день я докажу вам это.

3

Вблизи дома я наткнулся на Бойда Каррингтона.

— Я сегодня здесь последний день, — сообщил он мне. — Завтра утром уезжаю.

— В Нэттон?

— Да.

— Мне кажется, вы рады своему отъезду.

— Да? Что ж, может быть и так, — он вздохнул. — Да, Гастингс, должен признаться вам, я действительно рад, что уезжаю отсюда.

— Питание здесь довольно плохое, обслуживание — не лучше.

— Не это я имею в виду. В конце концов, что ещё можно ожидать от постоялых дворов, да ещё за небольшую плату. Нет, Гастингс, я имел в виду не удобства. Мне не нравится этот дом, эта атмосфера зла. Тут происходят странные вещи.

— Да, действительно, происходят.

— Я не знаю, что это. Возможно, если в доме когда-то произошло убийство, он уже никогда не будет прежним. Мне это не нравится. Вначале — нелепая случайность с миссис Латрелл, а затем — бедная Барбара.

Он замолчал.

— Я бы сказал, что она — самая неподходящая личность для самоубийства.

— Не знаю, стоит ли мне… — колеблясь, произнёс я.

— Чёрт побери, — прервал он меня, — я ведь был с ней чуть ли не весь день накануне её смерти. Она была в отличном настроении, радовалась нашей прогулке. Её только беспокоило, что Джон слишком увлечён своими экспериментами, может сделать какую-нибудь глупость, скажем, испытать свой реактив на себе. Знаете, что я думаю, Гастингс?

— Нет.

— Что именно муж виноват в её смерти. Я полагаю, он специально изводил её. Только находясь со мной, Барбара была всегда счастлива. Он же дал ей понять, что она сломала его карьеру (я покажу ему карьеру!). Это надломило её, но у этого сухаря даже сердце не дрогнуло. Он совершенно спокойно заявил мне, что собирается в Африку. Знаете, Гастингс, я не удивлюсь, если вдруг окажется, что именно он убил её.

— Но вы же не думаете так, — резко заметил я.

— Нет, конечно. Потому что знаю, что если бы он решился на это, то сделал бы это иным способом. Ведь всем известно, что он работает над фисостигмином — поэтому для достижения своей цели он не стал бы пользоваться этим веществом. Как бы то ни было, Гастингс, не только я думаю о том, что Фрэнклин — подозрительное лицо. Мне кое-кто об этом намекнул.

— Кто? — резко спросил я. Бойд Каррингтон понизил голос.

— Сиделка Кравен.