Занавес, господа!

— Конечно, он врет! — Варвара выпустила изо рта дым, словно дракон перед схваткой. — Но не слышала, чтобы он вообще когда-нибудь врал!

— И именно поэтому он врет так нагло? — поинтересовался Иван.

— Да, может быть поэтому! Он врет как непрофессионал!

— А что, все возможно, — поддержал я лучшую подругу. — Человек даже с минимальным опытом вранья придумал бы какую-нибудь версию. Ведь мы ни в чем не можем его обвинить. Тайные подарки друзьям в виде отремонтированной машины уголовным кодексом не преследуются. Он же не дурак, он вполне это понимает. И даже если мы найдем еще сотню свидетелей, которые покажут на Струева, он, похоже, все равно упрется рогом. Глупо, конечно, но, между прочим, вполне надежно — мы ведь его не в суд собираемся тащить. По крайней мере, на машине Кавешниковых его туда не увезешь. Мы хотим, чтобы он сам нам все объяснил. А он не хочет, и все тут.

— Значит, не хочет? Так, так… — Иван встал, оперся руками о край стола и навис над Варварой. — Зачем мы тебя позвали, а?

— Для красоты! — с вызовом заявила Варвара.

Иван придирчиво оглядел ее с ног до головы и одобрительно кивнул.

— Для красоты я тебя лучше в другое место приглашу.

— Только не в кафе-мороженое. — Варвара демонстративно тряхнула кудрями. — Меня туда уже Грумин обещал сводить.

— Хорошо, — проявил покладистость Иван. — Свожу тебя в пиццерию. Уж хорошего ресторана, извини, не обещаю. Не по зарплате. Но прежде, чем мы с тобой куда-нибудь отправимся, я хочу тебе напомнить, что именно ты лучше всех знаешь Струева. Вот и попытайся объяснить: зачем он нам всем пудрит мозги? Здесь ведь вопрос не в фактах — они ясны, как божий день. Здесь, похоже, вопрос психологии! Возможно, эта машина не имеет никакого отношения к убийству Потоцкого. Возможно, это просто стечение обстоятельств, и тогда ну его, этого Струева, к черту! Но уж больно странное стечение обстоятельств.

Варвара потушила сигарету и задумчиво уставилась в пепельницу, словно именно там, под кучкой пепла, и пряталась истина.

— Одно из двух, — сказала она наконец. — Либо Евгений Борисович сам попал в историю, в которой ни за что не может признаться, либо он кого-то выгораживает. Убейте меня, но здесь замешаны моральные обстоятельства. Евгений Борисович жутко щепетильный человек и, если он так отчаянно врет, значит, обстоятельства эти очень серьезны.

— А, может, тут женщина замешана, не Марина Ивановна, разумеется? Какая-нибудь очаровательная студентка или аспирантка? А что, почему бы и нет? — предположил я.

Иван с Маратом посмотрели на меня с интересом, а Варвара — с жалостью.

— Бабник, — вынесла она приговор. — Причем бабник-извращенец. Не столько на деле, сколько на словах. — Я с нарочитой скромностью потупил взор. — У тебя что ни спроси, везде приплетешь женщин. Да Струев при Марине Ивановне, что хвост при собаке.

— У иных собак хвост отрубают, — проявил я познания в области кинологии. Но этого мне показалось мало, и я решил дополнить сведениями из психологии. — У тебя, дорогая подруга, есть скверная черта: если в чем-то путаешься, начинаешь злиться и дерзить. А это неправильно. Это признак слабости.

— А я женщина, имею право на слабости! — фыркнула Варвара.

— Вот-вот, — назидательно изрек я. — Ты — имеешь. Но ты у нас — монолит. — Я окинул тщедушную фигуру "монолита". — А Струев — рохля, он тем более имеет право.

Иван с Маратом наблюдали за нами с ухмылками зрителей цирка, взирающих на выкрутасы коверных: не так, чтобы очень смешно, но по крайней мере не скучно. Я в полном соответствии с жанром обратился к публике:

— Давайте представим. Внешне ничем не примечательный человек, которому катит к пятидесяти, при этом умный, образованный, душевно, наверное, тонкий, долгие годы живет с такой же умной, образованной, однако же, как я понимаю, жесткой женщиной, эдаким командиром семейных войск. В общем-то, нормальная ситуация, я бы даже сказал — удобная. Что касается морали, то тут, наверное, не подкопаешься — все в строгом соответствии.

— Вот именно, — не удержалась Варвара.

— Вот именно, — подтвердил я. — Но… И на старуху бывает проруха.

Иван одобрительно кивнул, а Марат добавил:

— Верный муж может быть образцовым семьянином лет двадцать, а потом как скопытится…

— Да бросьте вы меня жизни учить! — окрысилась Варвара. — То ли я вас, мужиков, не знаю!