Казалось бы, можно было ожидать, что и на этот раз произойдет то же самое. На ссору в Константинополе почти не обратили внимания ни на Западе, ни на Востоке, сочтя ее временной размолвкой. Уже упомянутый Петр Антиохийский писал: «Они наши братья, хотя, по грубости и неведению часто уклоняются от того, что прилично, следуя своей воле… Я выскажу свою мысль прямо: если они исправятся относительно прибавления к символу (то есть филиокве), то я не искал бы от них ничего более, оставляя безразличным в числе других и вопросы об опресноках». Кардинал Фридрих Лотарингский также не одобрял разрыва и, став папой Стефаном Девятым, пытался исправить случившееся при Гумберте. Византийские императоры не раз проводили в Константинополе соборы и диспуты, уговаривая патриархов примириться с Римом.
Но все эти попытки ни к чему не привели. Ни латинская, ни греческая церкви не испытывали внутренней тяги к воссоединению. Сложившееся положение всех устраивало, потому что на деле две половинки христианского общества уже давно жили отдельно друг от друга. Каждая занималась своими проблемами, не заботясь о другой и не нуждаясь в ней. Благодаря этому безразличию иногда казалось, что никакого разделения не случилось, что все идет по-прежнему, а случайное недоразумение не имеет значения. Римских пап продолжали иногда поминать в некоторых восточных церквях, изредка проводились совместные богослужения, а западные святые попадали в православные святцы.
Но постепенно разрыв стал привычкой, потом правилом и, наконец, традицией. В XIII веке, когда Михаил Пятый Палеолог поставил вопрос о соединении Церквей, патриарх Иосиф сослался на собор Кирулария как на вселенский и потребовал соблюдения его решений. Первые крестовые походы, реально столкнувшие Запад и Восток лицом к лицу, подкрепили теорию практикой. К этому времени греки и латиняне уже так ненавидели друг друга, что предпочитали заключать союз с арабами и турками, а не между собой. Ромеи заявляли, что готовы скорей пойти под иго «агарян», то есть мусульман, чем иметь дело с латинянами, от которых «смердит нечестием». Поход 1202–1204 годов, когда крестоносцы обратили свое оружие против византийцев и разграбили их столицу, залив кровью улицы города, выглядел естественным итогом этих отношений и никого уже не удивил.
Последний проблеск возможности воссоединения Церквей промелькнул накануне взятия Константинополя турками-османами. Силы были уже слишком неравны и речь могла идти только об унии, то есть поглощении восточной церкви западной. Из осажденной столицы Константин XI Палеолог в отчаянии звал на помощь Рим и был готов на все, чтобы спасти империю. Но византийский клир в последний раз собрался с силами и отстоял чистоту веры ценой собственной гибели. После этого православное христианство почти целиком переместилось в Россию, такую далекую и такую нецивилизованную в глазах Запада, что о православии практически забыли на несколько веков. Расстановка сил в Европе была уже другой и формировала новую церковную историю, рассмотрение которой не входит в рамки этой книги.
Приложение
Исторические и богословские дополнения
К Книге I
Глава первая, «Новая коллегия». Иудейский храм
Храм в Иерусалиме напоминал скорее крепость: он стоял на высокой горе, со всех сторон окруженной мощными стенами 30-метровой высоты, ворота которых постоянно охранялись иудейскими священниками — левитами. Внутри этих стен находился большой архитектурный комплекс с залами и крытыми галереями, где прогуливались жители города. Широкая лестница вела к верхнему ярусу горы, на которой находился собственно храм. Язычникам запрещалось идти дальше первого внешнего двора, отделенного от храма решеткой: висевшие здесь таблички на греческом и латинском языке предупреждали, что всякий нарушивший запрет карается смертью. За внешним двором находился второй, куда допускались все евреи, а за ним — третий, предназначенный только для священников.
Во внутренние помещения храма можно было попасть только после специального обряда очищения. Храм состоял из двух помещений: притвора и святилища. В притворе хранились дары, принесенные иудеями со всех концов света: их раскладывали на столах и подвешивали на золотых цепях. Особенное восхищение вызывал золотой виноградник с искусно вырезанными гроздьями и листьями. В святилище стояла менора — золотой подсвечник с семью рожками, горевший до утра всю ночь, а на деревянном столе, покрытым листовым золотом, и на соседних полках в золотых формах лежали двенадцать ритуальных «хлебов предложения», которые менялись каждую субботу. За особым занавесом находилась Святая Святых, где когда-то хранился Ковчег со скрижалями Ветхого Завета, а позже стоял просто высокий камень. Все помещение было выложено драгоценной мозаикой из самоцветов и обшито кедром. Входить в него мог только первосвященник в Судный день (Йом Кипур), чтобы совершить искупительную жертву за народ.