Занимательная музыкология для взрослых

У медных духовых этих проблем вообще никогда не было. Они жили в своем параллельном мире натурального звукоряда[30], который был таким же математически-природным явлением, как и пифагорейская система, но строился на других, не менее объективных закономерностях.

То есть они делали что могли.

И продолжают это делать по сию пору.

Опыт альтернативной истории

Давайте посмотрим, каким был бы наш музыкальный мир, если бы в нем все осталось таким, как я вам нарисовал. То есть пифагорейским.

Про фортепианные концерты с оркестром в том виде, как мы это понимаем со времен Шопена и Листа, можно, по всей видимости, забыть. В этот печальный список вычеркнутых из истории произведений попадают фортепианные концерты Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича, Чайковского[31], Равеля, Грига, я уж молчу про концерты Бартока и Шнитке. Хотя этот жанр мог бы развиваться в традициях барочного клавирного концерта, и эпоха минимализма наступила бы значительно раньше, а в роли современных композиторов-минималистов Филипа Гласса или Джона Адамса мог бы оказаться неизвестный в нашей реальности композитор второй половины XIX века.

То есть кроме пианистов, никто бы не пострадал. В симфоническом оркестре самой большой потерей была бы арфа, тут уж ничего не попишешь. На определенном этапе проблемы могли бы возникнуть у литавр, но с тех пор как у них появились педали, дающие возможность быстрой и плавной настройки вплоть до исполнения глиссандо, эта проблема тоже исчезла бы.

Нет, конечно же, надо учитывать совершенно иной слуховой менталитет композиторов и исполнителей, но это уж просчитать и смоделировать положительно невозможно.

Органное и клавесинное лобби

Так что по всему выходит, что самыми заинтересованными лицами по части того, как выбираться из исторического тупика, стали церковные органисты и светские клавишники.

Собственно, задача состояла в том, чтобы создать такую систему настройки, которая обеспечивала бы возможность играть в разных тональностях при сохранении минимально приемлемых санитарных норм по части фальшиво звучащих интервалов.

«Что делать?» Заметьте, не я задал этот вопрос

Лучшие умы человечества, я имею в виду музыкальных теоретиков того времени, пытались найти какой-то компромисс между идеальной математически выверенной системой, в которой не сходились концы с концами, и острой потребностью в том, чтобы они все-таки сошлись. Даже ценой утраты идеальной математически выверенной системы. Я уже молчу об авторитете лично Пифагора.

Ключевым словом в этой ситуации стало слово «темперация». Оно не имеет ни малейшего отношения к проблемам темпа или времени. «O tempora! O mores!» — это Цицерон сказал вообще по другому поводу.[32]

В данном случае термин восходит к опять же латинскому слову temperatio (соразмерность, скорее даже корректировка) и в нашем случае обозначает некоторое изменение математически чистых интервалов в целях построения более удобной и универсальной системы. Так сказать, тяжело давшийся компромисс, изменение к худшему во благо.

Мне как-то попалась в руки научная работа, в которой развернуто описывались принципы более чем двадцати «недурно темперированных» систем, и, конечно же, я оставляю за любым читателем полное право бросить в меня камень, если попытаюсь здесь их подробно излагать.

И все же…

Умом китайцев не понять…

Возможно, я не прав. Возможно, это всего лишь субъективный взгляд человека, которому вечно не хватает времени. Но вся история европейской цивилизации производит впечатление постоянной гонки, постоянного воплощения Олимпийского девиза «Быстрее, выше, сильнее» или советского «Пятилетка в четыре года». Может быть, за исключением нескольких «Темных веков», когда было не до того.

А в это время где-то там, вдалеке, существовала совершенно иная неспешная цивилизация, которая то одомашниванием шелкопряда займется, то бумагу изобретет… Да что бумагу! Туалетную бумагу! Еще в VI веке, между прочим.

Бумагу в Китае изготавливали в таком количестве, что для ее утилизации пришлось изобрести еще и книгопечатание. Между прочим, на четыреста лет раньше Гутенберга, если говорить о наборных элементах. А так-то, с деревянных досок, и того раньше.

В общем, у китайцев получился длинный список изобретений и достижений, о которых в Европе не слыхали. К примеру, если бы иезуит Жан Жозеф Мари Амио, который долгие годы прожил в Китае, в 1779 году не написал книгу «Памятник музыки из Китая», в котором описал инструмент шен, мы бы так и жили без баянов, аккордеонов, губных гармошек, фисгармоний и много без чего еще. Все эти инструменты появились лишь в начале XIX века. Потому что конструктивно основаны на том же принципе работы, что и шен, на свободно колеблющихся металлических язычках.

То, что песенка «Ах, мой милый Августин» появилась в 1678–1679 году, а губная гармошка лишь в 1821-м, выглядит странным парадоксом.