«Я открыл в Париже новый оркестровый инструмент, нечто среднее между маленьким фортепиано и глокеншпилем, с божественно чудным звуком… Называется он Celesta Mustel и стоит тысячу двести франков. Купить его можно только в Париже у господина Мюстэля… Так как инструмент этот нужен будет в Петербурге раньше, чем в Москве, то желательно, чтобы его послали из Парижа к Осипу Ивановичу 1
. Но при этом я желал бы, чтобы его никому не показывали, ибо боюсь, что Римский-Корсаков и Глазунов пронюхают, раньше меня воспользуются его необыкновенными эффектами»Гроссфатер, солидный танец в экспозиции «Щелкунчика», наверняка был знаком всем тем, кто пришел на премьеру балета, — эта народная песня известна в Германии еще с XVII века и была настолько популярна, что Роберт Шуман использовал ее в тех же «знаковых» целях в фортепианной сюите «Бабочки» в 1830 году. А для детей Чайковский просто устроил «концерт по заявкам». И маленький зритель напрямую «считывал» веселую детскую французскую песенку Bon voyage, Monsieur Dumollet, а в танце Мамаша Жигонь и паяцы узнавал мелодии Giroflé-Girofla и Cadet Rousselle. Они, кстати, и по сей день используются во Франции в телевизионных образовательных и развлекательных программах для самых маленьких.
«Щелкунчик» в результате получился идеальным балетом «для семейного просмотра».
«Осень, обсыпается весь наш бедный сад, Листья пожелтелые по ветру летят».
На качество стихотворения Алексея Константиновича Толстого из чистой деликатности обращать внимание не будем, а сразу займемся ассоциативными рядами, потому что перспективы открываются весьма любопытные.
Вы думаете, речь пойдет об «Осенней песне» из «Времен года»?
Отнюдь.
Это был совсем другой октябрь, Октябрь с прописной буквы.
К 1927 году, когда Иосифом Шиллингером была написана поэма «Октябрь» для фортепиано с оркестром, все эти Жирофле-Жирофля и оперы Гретри остались в другой цивилизации. Какие-нибудь пятьдесят лет…
Впрочем, нет, не в годах здесь дело.
«Меня всегда поражало это несоответствие состояния общей материальной культуры по сравнению с материальной культурой музыки. Я постоянно испытываю какое-то чувство неловкости, когда с улицы, где пятидесятиэтажные дома воздвигаются в шесть месяцев, попадаю в концерт, где играют на дудках, рожках, бьют по натянутой телячьей шкуре, конским волосом трут жилы и т. п…»
С тех пор как я прочитал эти слова Шиллингера, чувство глубокого недоумения не оставляет меня. Приходя на работу, будь то оркестровая яма, репетиционный зал или сцена, я с изумлением рассматриваю музыкальные инструменты, как будто вижу их впервые.
А ведь он прав! Особо извращенная форма контактного зоопарка…
Иосиф Шиллингер более всего известен как музыкальный теоретик, как ученый, создавший целостную теорию музыки, уместившуюся в его двенадцать книг «Системы», как педагог, у которого после его отъезда из СССР в 1928-м с последующим невозвращением учились или брали уроки такие известные персонажи, как Гленн Миллер, Джерри Маллиган и Бенни Гудмен.
Джордж Гершвин учился у Шиллингера с 1932 по 1936 год и брал уроки по три раза в неделю как раз в тот период, когда писал «Порги и Бесс».
По самым разнообразным причинам Шиллингер известен на родине значительно меньше, чем того заслуживает. Его абсолютно рациональная «Система музыкальной композиции», основанная на математических принципах музыкальной организации, вобрала в себя все стороны музыкального конструктива — от мелодики, ритма и гармонии до семантики.