Заново изобретая колесо

Такое времяпрепровождение надменной аристократии перекинулось из Великобритании в США. В 1860-х годах скот, напрямую происходивший от поголовья Бейтса, стали сбывать в штатах Северо-Востока по сумасшедшим ценам. Решающим моментом стал аукцион в Нью-Йорке в 1873 году, когда корову-семилетку, Восьмую Герцогиню Женевскую, купили за целых 40,6 тысячи долларов, что эквивалентно нынешним 830 тысячам долларов{34}. Корова вскоре испустила дух{35}. Как пишет Джон Уолтон, игнорирование функций поставщика молока и мяса в пользу «бесполезного паразитирования» запятнало репутацию шортгорнского скота{36}.

Тем не менее даже к середине XIX века зарегистрированные селекционеры представляли собой лишь небольшое меньшинство владельцев шортгорнов. Племенную книгу можно считать эквивалентом высокой моды, экстравагантной и непрактичной, однако распространение идей и скота, которое постепенно охватывало и более осторожных и консервативных фермеров, оказалось долговременным процессом, готовившим фермерское сообщество к дальнейшим переменам. Шортгорны были первой, но далеко не последней улучшенной породой молочного скота.

Черно-белый мир

На противоположном от родины шортгорнов берегу Северного моря, в Нидерландах, своя длительная история молочного животноводства. Еще в 1640 году город Гауда производил в год пять миллионов фунтов сыра{37}. Луга голландских низин были хороши как пастбища, но нехватка территорий заставляла тамошних фермеров идти на ухищрения, чтобы увеличить производительность. Сначала они маниакально собирали коровий навоз как удобрение для своих полей, потом перенесли внимание на самих животных. К концу XIX века черно-белая голландская порода получила всемирное признание из-за своей высокой удойности, чем привлекла пристальное внимание в США. Американская селекция на основе голландской генетики воцарилась в молочном животноводстве на весь ХХ век и на начало XXI века. Мы живем в эру голштинизации.

Крупный рогатый скот из Голландии впервые попал в Северную Америку в 1613 году усилиями голландской Ост-Индской компании, но занимал там скромное место до 1852 года, когда массачусетский селекционер Уинтроп Чинери купил у приплывшего в Бостон боцмана-голландца корову фризской породы. Чинери был до того доволен своей покупкой, что завозил фризских коров еще несколько раз – в 1857, 1859 и 1861 годах; кроме того, он стал вести племенную книгу, фиксируя происхождение своего голландского скота{38}. Тогда же породу назвали голштинской – по названию области в Германии, а не в Нидерландах – из-за ошибки американского чиновника, отвечавшего за импорт{39}.

В США, где до этого времени спрос на скот определялся мясным животноводством, продуктивность и удойность голштинок вызвали энтузиазм. Кроме всего прочего, порода обещала чудесное улучшение при умелой селекции{40}. В Нидерландах сугубо молочный фризский скот утратил популярность в начале ХХ века: его телосложение сочли нескладным, эти животные нуждались в обильном корме, но давали жидковатое молоко, кроме того, подозревали, что нездоровые высокопроизводительные животные были ответственны за вспышку коровьего туберкулеза. Голландские селекционеры сосредоточились на переводе своих фризских коров на пастбищное содержание и на том, чтобы добиться телосложения, необходимого для мясной отрасли. В густонаселенных Нидерландах, где остро не хватает пространства, не могли себе позволить такой роскоши, как раздельное содержание скота на молоко и на мясо. Результатом была высокая удойность и выносливость в суровом климате.

Голландские животноводы-селекционеры, посетившие американских коллег в 1950-х годах, пришли в восторг и одновременно в возмущение{41}. На их взгляд, американцы утратили селекционную интуицию. Они перестали доверять зрению и осязанию, все взвалив на науку и статистику{42}. Постоянный учет данных по удоям и широкое распространение искусственного осеменения дали внушительные результаты. С 1944 по 1997 год удойность средней американской голштинской коровы подскочила на 369 %{43}. Цифры говорят за себя. В США средняя голштинка дает примерно 10 432 литра молока за лактацию, то есть 35 литров молока в день. На момент написания этой книги рекорд годового надоя принадлежал голштинской корове Эвер-Грин-Вью, давшей в 2016 году 35 218 литров{44}. Для нас важно, что это почти в десять раз больше средней удойности коровы салерской породы.