— Ты жалкий никчемный альфонишка, который ничего не стоит. Таких надо гнать взашей и лиш… — конец предложения обрывается вскриком. Моим вскриком, когда Альберт заряжает мне оплеуху. Такую, что челюсть щелкает, а в заложивших ушах начинает звенеть.
Мгновение застывает в зале, превращаясь в терпкую желейную массу. Стараюсь держаться особняком, хватаясь за пылающую щеку, но скулы предательски подрагивают, а на глазах наворачиваются слезы. Не столько от боли, сколько от унижения. Я в жизни своей получала по лицу лишь однажды. От матери. И то, по его милости.
— Прости. Ты вынудила, — Альберт вроде бы спокоен, но я без труда улавливаю в нем испуг. Он тоже явно не ожидал, что потеряет контроль.
— Вот ты где? — вздрагиваю от знакомого голоса. Волков жизнерадостно вылетает к нам из-за угла. — А я тебя везде ищу. Что с лицом? Зубы болят?
Поспешно отнимаю ладонь, делая вид, что ничего не произошло.
— Пломба, наверное, отлетела.
— Надо, значит, лечить. Поехали.
— Куда?
— Домой отвезу. Только ща, ван сек, одно незаконченное дело закончу, — подмигивает мне Денис и… с разворота врезает Альберту. Еще раз, и еще. Резко, точечно, без перерыва. Один в морду и два в солнечное сплетение, вынуждая того сложиться пополам. Первый удар прилетает точно в нос. Клянусь, я слышу хруст. И яростный скулящий вой.
— Гнида, ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю? — орет Альберт, практически валяясь на полу с окровавленной физиономией.
— Давай, удиви меня, — Волков мрачнеет. От напускного раздолбайства не остается и следа. — Поднимай свой трусливый зад и дай отпор. Или только девушек бить духу хватает?
Какой там. Лежит. И не встанет. Такие слишком боятся боли и испортить товарный вид. А тут на писклявые вопли сбегается обслуга и пара охранников. Ну все, сейчас начнутся разборки.
— Идем, — хватаю Дениса за руку. — Пошли же.
Поздно.
— Не выпускайте их! — верещит Альберт, но секьюрити, двухметровые амбалы из частного охранного предприятия, и без него догадываются, что делать.
— Орешь как девчонка. У тебя яйца-то хоть есть? Или там как у игрушечных кенов? — ядовито усмехается Волков, жестом давая понять охране, что никуда не собирается. — Здесь мы, здесь. Не сбегаем. Что там надо, чистосердечное накатать?
— Разберемся. Пройдемте, пожалуйста, с нами, — хоть и вежливо, но все же валят нам. Понимают, с кем имеют дело и что лучше не нарываться. Мы ж не шпана с улицы. Всего один звонок может поломать много судеб. — Позовите медперсонал. Необходимо оказать первую помощь, — это уже говорят в рацию.
— Да сразу гроб ему заказывайте. Такие дохляки долго не живут, — все не унимается Денис, открыто забавляясь. Все. Возвращается привычная беспечность. Таким видеть его куда привычней.
Нас отводят в одно из служебных помещений. Это смотрится странно: современная мебель среди антуражных стен дореволюционной эпохи. Приходим, дожидаемся пока явится вся честная компания четы Волковых, срочно сорванная с аукциона, и вот тогда начинаются танцы с бубнами под хоровое пение аборигенов.
Особенно когда возвращается Альберт. Рожу его умыли, в ноздри ватки заткнули, но моя внутренняя стерва ликует при виде раздувшейся сизовеющей переносицы. Сломан, это даже без вариантов.
Цирк. Иначе не назовешь. Мать метает в меня гневные молнии своего разочарования и ярости, пока ее пригретая гадюка выдает новую версию произошедшего. Мол, он такой пушистый зайчик, всего лишь высказался по поводу моего вульгарного внешнего вида, на что мой агрессивный «жених» сорвался с катушек.
Мой агрессивный «жених» пытается встрять с уточнениями, но я торможу его, отрицательно качая головой. Бесполезно. Чтобы мы не сказали, все, один фиг, будет пропущено мимо ушей. Тут и так видно, на чьей стороне общественное мнение.
Мы ведь всего лишь «юные бунтари», которые и так доставили сегодня хлопот своей несанкционированной экскурсией, а эта сволочь «уважаемая и положительно зарекомендовавшая себя в узких кругах персона». Оправдываться же в пустоту и тыкать пальцем я не собираюсь. Не на помойке себя нашла.
Так и сидим, слушая удивительный рассказ потерпевшего и гневные тирады. Ну как слушаем… Денис демонстративно усаживает меня к себе на коленки, на что я так же демонстративно охотно соглашаюсь, и мы развлекаемся тем, что устраиваем борьбу «больших пальцев» на сцепленных кулаках.
Чем открыто забавляем охрану и приводим в окончательное бешенство родительницу.
— Ты хоть меня слушаешь??! Ты понимаешь, что сделала???
— Я сделал, прошу запомнить, — возражает Волков, помогая мне встать и поднимаясь следом, лениво потягиваясь. — Мы закончили? А то уже надоело торчать в этом клоповнике.
— Я… да… я… — кайф. Это, наверное, первый в истории случай, когда у маман пропадает дар речи.
— Я, не я, — нетерпеливо отмахивается женишок. — Ментов вызываем или мы свободны?
Разумеется, никто не станет никого вызывать. Это же сын Александра Волкова. Здесь таких самоубийц нет. И Денису это прекрасно известно.