Запад

Арбалет мирно лежал в сумке, с той минуты, как оранжевая лодка удалилась на безопасное, с моей точки зрения, расстояние. И теперь я, оттягивая неизбежное (и какое уже сегодня по счёту?) прощание, принялась поглаживать сумку, как до этого — куртку Дэна. Руки скользили по бархатной замше, ощущая сквозь неё изгибы и углы моей Пчёлки, так и не сделавшей своего решающего выстрела. Скользили — и вдруг нащупали что-то чужеродное. Что-то маленькое и твёрдое в одном из боковых карманов. А, расстегнув его, я обнаружила стеклянный пузырёк. Пузырёк, который отдал мне Бранко, когда мы прощались на ночном перроне Иркутска, и который я закинула в сумку, спеша успеть на отправляющийся поезд. Пузырёк с жидкостью, способной удалить с моего лица уродливое пятно, маскировку, под которой последние недели прятались пушистые сосновые лапки, нарисованные моим сербским другом! И что-то там было ещё, под пузырьком. Что-то вроде плотной бумаги или картона. Но на это я не обратила внимания, обрадованная внезапной находкой.

— Яринка!..

В походной аптечке деда Венедикта нашлась вата. В вещмешке — фонарь. Под его жёлтым светом подруга с нешуточным энтузиазмом тёрла мою щёку, которая уже горела, как от пощёчины. Но эту боль я принимала с радостью. Не могу сказать, будто огромный нарисованный невус сильно напрягал меня (были проблемы поважнее), но сейчас в избавлении от него мне виделась некая символичность. Добрая примета. Совсем скоро я покину Русь, о чём мечтала долгих четыре года, почти треть своей жизни. Я переправлюсь на территорию бывшего Китая, и железный занавес, наконец, опустится за моей спиной.

А значит, мне больше не нужно прятать лицо и не от кого скрываться.

— Всё, — довольно сказала Яринка, светя на меня фонариком. — Как новенькая!

— Спасибо, — я осторожно прикоснулась к щеке — её нещадно жгло. Ну ничего: прохладная речная вода скоро остудит воспалённую кожу.

Подруга выпрямилась, размахнувшись, бросила опустевший пузырёк через перила моста, в темноту (он еле слышно булькнул далеко внизу), и снова спросила:

— Ну что, поплыли?

— Сейчас, — я вспомнила о неопознанном предмете, что нащупала в кармане сумки Ральфа. Что-то, похожее на бумагу. Может, деньги? Эта мысль была совершенно глупой — мы с Дэном перерыли сумку ещё в поезде, и я точно знала: никаких денег Доннел мне не передавал. Да и какой прок нам сейчас от них?

— Ярин, посвети!

Денег в кармане сумки, разумеется, не оказалось. Но там было письмо Ральфа. То самое, которое я выкинула под дождь, в разбитое окно бывшего торгового комплекса, желая этим показать Дэну, что прошлое осталось в прошлом, и я не хочу никаких вестей оттуда. Тот же конверт из некогда белой плотной бумаги, теперь свёрнутый вдвое и заляпанный грязью, в которую он упал.

Упал, но был поднят. Кем?

Ну конечно же, им — моим идеальным парнем, поставившим мою безопасность выше своих чувств. Дождавшимся, пока я усну в его объятиях на диванчике фудкорта, спустившимся посреди ночи вниз, на улицу. Каким-то чудом нашедшим в слякотной темноте размокшее письмо и вернувшим его мне даже после своей смерти.

Мой страшный сон той ночью, сон, в котором я проснулась одна, не был сном. Я действительно просыпалась — и действительно не обнаружила рядом Дэна, потому что как раз в это время он бродил под окнами фудкорта, светя себе под ноги фонарём и пытаясь найти то, что, по его мнению, найти было необходимо. Поэтому он подобрал брошенную мною сумку Ральфа, даже когда за нами по пятам шла погоня и на счету была каждая секунда. Поэтому нёс её всю дорогу. И поэтому не позволил упасть с моста вместе с ним, потратив на это единственный миг, которым мог бы воспользоваться для попытки спастись.

Зачем?!

Я не сразу поняла, что Яринка схватила и держит меня за руки, которые комкают злосчастный конверт, пытаются порвать его, уничтожить, хоть так отомстить судьбе за мою горькую потерю. Голос подруги долетал до меня издалека, её лицо, освещённое сбоку брошенным на дорогу фонарём, расплывалось перед полными слёз глазами.

— Дайка, да что с тобой?! Успокойся! Что это у тебя?! Отдай!

Она сумела выцарапать конверт из моих скрюченных пальцев и отскочила в сторону.

— Что это?! Откуда?

Я рухнула на асфальт, обхватила голову руками, зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. И сквозь эти рыдания начала рассказывать подруге, единственному оставшемуся у меня близкому человеку, обо всём, только что мною понятом.

Яринка сначала слушала в отдалении, потом, на всякий случай, убрав мятый конверт в карман, подошла, присела рядом со мной, стала гладить по отрастающему ёжику волос. Сказала, дождавшись, пока мои всхлипы начнут стихать:

— Если Дэн сделал так, значит, хотел этого. Уважай его выбор.

— Заче-е-ем? — проскулила я, утыкаясь ей в плечо. — Мне не нужно письмо… мне нужен он!

— Наверное, в письме что-то очень важное, — предположила подруга. — Настолько важное, что…

Она не договорила, но я и так поняла: настолько важное, что Дэн счёл нужным пожертвовать собой, но сохранить конверт.