Всадники шпорами разгоняли своих боевых скакунов, и несшиеся галопом кони очень быстро оказались среди бегущих литовцев. Началась кровавая работа: сулицы пронзали тела, мечи, опускаясь, разрубали плоть, булавы с топорами дробили кости, наполняя воздух кровавой взвесью. Пистоли приберегали для встречи с дружиной литовского кунигаса, но они не пригодились. Литовская конница оторвалась и быстро уходила, сильно обогнав своих пешцев.
От кровавого угара, всецело овладевшего мной, я очнулся только у стен Новогородка. Смерть прошлась по всей дороге от поля боя до ворот замка, щедро засыпав все это пространство телами наших убитых врагов. Поиском и пленением разбежавшихся литовских ополченцев занялись идущие за нами следом пехотные соединения. Ратьерам, преследующим конную литовскую дружину, удалось не допустить проникновения Миндовга в замок, конники ускакали на юго-запад, по направлению к Слониму. На этом хорошие новости заканчивались. Ратьерам не удалось с ходу овладеть замком, его ворота были закрыты. Это было очень плохо. Дело в том, что Новогородок имел хорошо укрепленный детинец (замок), стоявший на высоком холме, окаймленном рвом.
Как вскоре выяснилось, кроме сбежавшего Миндовга, у местных затворников было кому из числа оставшейся родовой литовской знати организовать оборону замка, наотрез отказываясь от сдачи крепости.
Пушкари уже через два дня были вынуждены задирать дула своих орудий, чтобы навести их на высокие валы, над которыми возвышались мощные дубовые замковые стены.
Пришло время применения моего самодельного напалма, или греческого огня. Я пошел на этот крайний шаг из-за того, что мы были вынуждены установить осадные орудия слишком далеко от замка, иначе, при приближении к крепости, углы возвышения стволов у орудий становились просто запредельными, не позволяли нам вести стрельбу из пушек. О прицельной стрельбе в ворота на таких дальних дистанциях не могло быть и речи. В противном случае нам пришлось бы понапрасну перевести слишком много ядер и дефицитного пороха, прежде чем удалось бы проделать искусственный проход в крепости. Но, как я уже сказал, на подобный случай у меня были под рукой горючие продукты перегонки дерева, угля и торфа.
По моей отмашке находящиеся на изготовке метательные машины, сделанные по образцу крепостных арбалетов, перетащили поближе к стенам замка, быстро укрыв их вместе с расчетами обслуги за щитами и мешками с песком. Глиняные ядра, полные горючего и с тлеющими фитилями, градом обрушились на замок. От удара зажигательная смесь разбрызгивалась и тут же воспламенялась чадящим, неугасимым огнем.
От стен вверх, к беззаботному голубому небу, устремились темные облака дыма, распугивая городских птиц. Каркающие стаи ворон, срочно покидая загорающийся город, пронеслись над нашими головами.
Очень скоро, объятая громадными языками пламени, заполыхала вся попавшая под обстрел стена, а одна из башен вовсе вспыхнула гигантским факелом. Литовцы, попытавшиеся было вначале заливать водой очаги воспламенения, в итоге быстро осознали всю тщетность своих трудов и вынужденно покинули стену, чтобы не сгореть заживо.
Утром следующего дня, когда стена окончательно догорела, превратившись в пепелище, я вновь приказал открыть огонь осадной артиллерии. Требовалось при помощи тяжелых ядер малость разгрести уцелевшую межстенную земляную засыпку – последнюю преграду, отделяющую нас от обитателей замка.
– Теперь дело за малым! Осталось только подняться на вал да зайти в город! – спустя час непрерывного обстрела, с довольством в голосе, высказался Малк.
– Куда там! – окоротил полковника флегматичный Бронислав. – Ты присмотрись получше, обгорелые развалины все еще тлеют, жар сильный испуская. Пехоту свою поджарим.
– Ничего страшного! Обгорелый участок можно и пробежать, – не сдавался Малк.
– Штурмовые колонны перед выступлением надо хорошенько облить водой. Чтобы каждый боец был мокрым с ног до головы. Пускай все в местной речке искупаются и влажные повязки на лица нацепят! – я говорил, с трудом сдерживая нервное возбуждение, что всякий раз возникало перед боем.
– Слушаюсь, государь! – с готовностью отозвался Малк. – Пойду немедленно распоряжусь!
Наверное, примерно так принимали христианство дружины крестителя Руси Владимира, думал я, наблюдая, как третий Смоленский полк поротно заходит в воду, чтобы начать процедуру обливания.
Полчаса спустя, громко хлюпая ногами, заявился вымокший до нитки командир третьего полка.
– Государь, третий Смоленский полк весь искупался. Сейчас в воду шестой Ржевский Мечеслава идет. Дозволь мне начать наступать? – обратился ко мне жадный до ратной славы полковник.
Я молча продолжал осматривать ранее невидимые из-за стены, пострадавшие от огня и обстрела фасады зданий. Тем временем Малк никак не унимался, вновь принялся меня убеждать, хотя я на самом деле ничего против его предложения не имел.