— Ребенок будет девочкой, и лицо ее будет похоже на мое, — сказала она, касаясь своей раздвоенной губы.
— Это будет хорошо, ведь ты прекрасна.
Она слабо улыбнулась и ответила:
— Только для тебя. Когда я была маленькой, все указывали на меня и смеялись, и я никогда не была счастлива, как другие дети.
— Но теперь над тобой никто не смеется.
— Это потому, что ты здесь. Но дети будут смеяться над нашей дочерью.
— Не будут. Вместо дочери может быть сын, и он может быть похож на меня. У твоей матери или отца губа была такой же, как у тебя?
— Нет.
— Тогда почему это должно повториться у нашего ребенка? Значит, ты одна имеешь это, и я счастлив, что у меня женщина с таким лицом. Тебе незачем плакать.
— Я не буду. — Она вытерла слезы. — Я больше не буду беспокоить тебя своими слезами. Ты должен быть сильным и крепким, когда завтра мы отправимся в горы. На той стороне действительно будет хорошая охота?
— Конечно. Мунан говорил об этом, а он там был.
— А будут там… мургу? Мургу со смертоносными палками?
— Нет. Мы оставим их здесь и уйдем туда, где они никогда не появятся.
Он не заикнулся о своих тяжелых мыслях. Вайнти была жива, а она ничего не забудет и не успокоится до тех пор, пока все тану не будут мертвы.
Они могут уйти, но так же, как ночь следует за днем, она последует за ними.
18
На пятый день местность начала подниматься. Западный ветер стал холодным и сухим. Охотники Хар-Хаволы нюхали воздух и радостно смеялись, ведь они хорошо знали эту часть мира. Они возбужденно переговаривались между собой, указывая на знакомые ориентиры, и торопились вперед, подгоняя медленно тащившихся мастодонтов. Херилак не разделял их радости, потому что понимал, что охота здесь плохая. Несколько раз он видел, что этой дорогой проходили другие тану, а однажды нашел остатки костра с еще теплым пеплом. Правда, самих охотников он ни разу не видел: видимо, они избегали приближаться к этой большой и хорошо вооруженной саммад.
Дорога, которой они шли, уходила все дальше и дальше в холмы, каждый из которых был выше предыдущего.
Однажды утром Хар-Хавола радостно закричал и указал туда, где поднимающееся солнце касалось высоких белых пиков. Это были горы, которые им предстояло пересечь.
Пейзаж постепенно менялся: деревьев стало меньше и большинство из них были вечнозелеными.
Однажды на склоне горы над ними появились белые рогатые животные, прыгавшие по камням. Одно из них остановилось у края, и тут же стрела, выпущенная Херилаком, сбросила существо вниз. Его мех был курчавым и мягким, а мясо, поджаренное тем же вечером, восхитительно жирным. Хар-Хавола облизал со своих пальцев жир и удовлетворенно хмыкнул.
— До сих пор я только один раз ел мясо горного козла. Их очень тяжело добыть — они живут высоко в горах. Кстати, теперь нам нужно подумать о корме для мастодонтов и дровах для наших костров.
— А это зачем? — спросил Херилак.
— Мы идем выше. Скоро не будет деревьев, и даже трава станет чахлой и скудной.
— Значит, нам нужно взять все необходимое, — сказал Херилак. Без палаток волокуши нагружены легко. Мы сложим на них бревна, а для животных возьмем молодые побеги с листьями. А как там с водой?
— Ее нет, но это неважно, мы можем растапливать снег.
Хотя дни были еще теплыми, по утрам начались заморозки, и мастодонты недовольно ревели, выдыхая облачка пара. Многим не нравилось здесь, потому что стало труднее дышать, но Керрик радовался всему, что было для него новым. Прозрачность воздуха доставляла ему удовольствие, так же как и тишина гор. Все это здорово отличалось от влажной жары, и надоедливых насекомых юга. У ийлан были болота и бесконечное лето, что вполне подходило для них. Ийланы сочли бы жизнь здесь невозможной. Здесь был не их мир, так почему бы им не оставить его тану?
Хотя Керрик то и дело поглядывал на небо, он не видел больше репторов или других птиц, которые могли бы следить за их передвижениями. Возможно, ийланы больше не преследовали их, и люди наконец-то избавились от своих врагов.
Прошел еще один нелегкий день, прежде чем они наконец достигли перевала. Все очень устали и с трудом передвигали ноги. Когда стемнело, саммад были еще на склоне, и им пришлось провести там бессонную ночь рядом с животными, которые по временам ревели от холода. Не имея возможности развести огонь, люди кутались в меховые шкуры и дрожали до рассвета. С первыми лучами солнца они двинулись дальше, зная, что если не сделают этого, то рискуют замерзнуть. Когда они перевалили через гребень и стали спускаться, оказалось, что это труднее, чем идти вверх. Но они не останавливались. Пища кончилась, и мастодонты наверняка не пережили бы еще одну ночь на снегу. Саммад шли сквозь облака и к полудню достигли каменной осыпи. Идти по ней было еще труднее, чем по снегу. Уже вечерело, когда они выдали из облаков и почувствовали на своих лицах тепло заходящего солнца. Далеко внизу виднелись зеленые долины.