Мунан был высоким охотником с длинными шрамами, пересекавшими его щеки, как у всех охотников из племени, которое пришло из-за гор. Он пыхнул трубкой, когда та дошла до него, и выслушал их вопрос.
— Там были трое из нас, — сказал он. — Все очень молодые. Это был один из тех поступков, которые совершают юноши, чтобы доказать, что из них получатся хорошие охотники. Они должны сделать что-нибудь очень трудное. — Он коснулся шрамов на своих щеках. — Только доказав свою отвагу, они носят эти знаки.
Хар-Хавола согласно кивнул. Его собственные шрамы белели в свете костра.
— Трое ушли, двое вернулись. Мы отправились в начале лета и поднялись на перевалы. В нашей саммад был старый охотник, который знал о них и рассказал нам, как найти дорогу. Он научил нас, на что обращать внимание и на какой перевал подниматься. Это было нелегко, и на самом высоком перевале был глубокий снег, но мы все же прошли его. Все это время мы шли на заходящее солнце. За горами оказались холмы, где была хорошая охота, но за ними начиналась пустыня. Мы пошли через нее, но там не было воды Выпив все, что мы несли в мешках, мы повернули обратно.
— Но там можно было охотиться? — спросил Херилак.
Мунан кивнул.
— Да, в горах, где шли дожди, а зимой падал снег. Ближние к горам холмы были зелеными, и только за ними начиналась пустыня.
— Ты можешь снова найти эти перевалы? — спросил Кер-рик.
Мунан кивнул.
— Тогда нам нужно послать туда небольшой отряд. Они найдут дорогу и холмы за горами Сделав это, они вернутся и поведут туда саммад.
— Лето сейчас очень короткое, — сказал Херилак, — и мургу слишком близко. Если уж идти, то всем вместе.
Они проговорили всю ночь, и потом еще несколько ночей. Никому не хотелось подниматься на ледяные горы летом: зима и так скоро придет и незачем добровольно приближать ее. Однако все знали: нужно что-то делать. Они немного охотились здесь, поэтому питались свежим мясом. Были здесь и съедобные корни, растения и зерна, но этого было мало для зимы. Их палатки пропали и вместе с ними многие вещи, которыми они дорожили. Единственное, что они еще имели, это мясо, захваченное у мургу и заключенное в контейнеры. Правда, вкус его никому не нравился. Но им можно было поддерживать жизнь, и его не выбрасывали.
Херилак смотрел и терпеливо ждал, пока они охотились и ели все, что только хотели. Женщины выделывали шкуры оленей, когда их наберется достаточно, чтобы сделать из них палатки. Мастодонты паслись на лугах, и от этого снова стали гладкими. Херилак ждал. Каждую ночь он смотрел на небо, где луна то становилась полной, то вновь убывала, и вот однажды, когда она исчезла в очередной раз, он наполнил каменную трубку корой и созвал всех охотников к своему костру.
После того как все покурили, он рассказал им, о чем думал все время после возвращения в старый лагерь.
— Зима приближается. Нам нельзя оставаться здесь и встречать ее, мы должны уйти туда, где хорошая охота и нет мургу. Я предлагаю пересечь высокие горы и дойти до зеленых холмов за ними. Если мы выйдем сейчас, пока еще не кончилось лето, мы сможем пройти через перевалы. Мунан говорил, что они проходимы только в это время. У нас не будет забот о пище, потому что мы сможем есть мясо, взятое у мургу, и придем к зеленым холмам до наступления зимы. Я думаю, сейчас самое время грузить волокуши и отправляться в путь.
Никому не хотелось уходить отсюда. Но ни один не нашел достаточных аргументов против решения Херилака. Выбор был невелик: льды или мургу.
Утром волокуши были собраны и старые постройки починены новой кожей. Маленькие мальчики разворачивали комки меха, извергнутые совами, и по костям, которые были в них, Фракен прочел будущее.
— Не сегодня, но завтра, — сказал он. — Мы выходим на рассвете, поэтому, когда солнце выглянет из-за холмов и засияет на небе, оно не увидит здесь никого. Мы должны уходить.
В ту ночь, после того как они поели, Керрик сидел у огня, связывая травинками длинные шипы с ягодных кустов. Запасы дротиков для хесотсанов значительно уменьшились, а здесь не было деревьев, на которых они росли. Впрочем, они и не требовались. Хесотсан мог выстрелить любую щепку того же размера. Керрик затягивал узел, когда мимо него прошла Армун и подбросила остатки дров в огонь, а затем принялась увязывать свое имущество в узел. Она делала это молча, и Керрик вдруг заметил, что она вернулась к своей старой привычке закрывать лицо волосами.
Когда Армун подошла ближе, он взял ее за руки и привлек к себе, но она отвернулась от него. Он взял ее за подбородок и заглянул в лицо: в глазах Армун стояли слезы.
— У тебя что-то болит? — участливо спросил он. — В чем дело?
Она покачала головой и продолжала молчать, но он был встревожен и заставил ее говорить. В конце концов, отвернувшись от него, закрывая лицо волосами, она прошептала:
— У нас будет ребенок. Весной…
От возбуждения Керрик забыл о ее слезах, привлек Армун к себе и громко засмеялся. Он знал теперь о детях, видел их рождение и гордость родителей, и никак не мог понять, почему она плачет, вместо того чтобы радоваться.