Запад Эдема

— Спрашивай сама, — ответил Керрик в такой оскорбительной манере, что Сталлан зашипела от гнева. — Я хочу выпить воды — мое горло пересохло от жажды.

Он выпил воды, жадно глотая ее, затем на мгновение закрыл глаза.

Потом он почувствовал, что кто-то дергает его, но нужно было слишком много усилий, чтобы открыть глаза. Через некоторое время его оставили в покое. Ему было холодно, хотя в небе ярко светило солнце.

26

Самое тяжелое осталось позади. Правда, бывали еще периоды беспамятства, но боль в это время утихала и становилась тупой. Он видел все, как в тумане, однако понимал, что крепкие прохладные руки, поддерживающие его за плечи, чтобы он мог пить, могли принадлежать только Инлену. “Постоянный слуга и провожатый”, — подумал он и, сам не зная почему, рассмеялся от этой мысли.

Наконец он окончательно пришел в себя, но не мог двинуться с места. Не то чтобы он был связан или его кто-то держал, просто страшная слабость прижала его к постели. Потом он обнаружил, что может открывать и закрывать глаза, но их туманили непрошеные слезы. Инлену была возле него, упорно сидя на своем хвосте и молча глядя в никуда. С огромным трудом он мог произнести одно-единственное слово — “вода”, но не смог сопроводить его нужным движением тела. Один глаз Инлену повернулся к нему, пока она соображала, что он имеет в виду. Постепенно его мысль дошла до нее, она засуетилась, принесла сосуд с водой и приподняла Керрика, чтобы он мог напиться. Он закашлялся, затем откинулся назад, утомленный, но в сознании. У входа что-то задвигалось и в поле его зрения появилась Акотолп.

— Я слышала, он говорит? — спросила она, и Инлену знаком подтвердила это.

— Хорошо, очень хорошо, — сказала ученая. Керрик мельком взглянул на ее толстое лицо, плывшее перед ним, как восходящая луна.

— Ты должен был умереть, — довольно сказала она, — и ты умер бы, не окажись здесь меня. Покажи, как ты благодарен мне за это.

Керрик ухитрился сделать слабое движение челюстью, Акотолп приняла это как должное.

— Болезнь захватила все твое тело, эти язвы на твоей коже только самая малая часть ее. Фарги не хотели касаться тебя, слишком глупые, чтобы понять, что инфекция этого рода очень специфична. А меня это привлекло. Это было очень интересно, поскольку я никогда не работала с теплокровным устозоу. Твоя смерть казалась неизбежной.

Говоря это, Акотолп обмывала его тело. Это было довольно больно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытывал прежде.

— Некоторые устозоу, захваченные нами, имели ту же самую болезнь, но в слабой форме. Антитела от них ввели тебе, потому что у тебя их не было. Ну вот и все. А сейчас съешь что-нибудь.

— Как много? — ухитрился прошептать Керрик.

— Как много пищи? Или как много антител? А может, ты еще бредишь?

Керрик сделал рукой движение, означавшее время.

— Понимаю, сколько времени ты болен? Очень долго, я даже не могу сказать точно. Но это неважно. Выпей это, ведь ты сильно потерял в весе и тебе нужен протеин. Это восхитительный мясной бульон.

Керрик был слишком слаб, чтобы протестовать, и выпил немного жидкости. Затем он уснул, утомленный. Кризис миновал, болезнь ушла, и он поправился. Его никто не навещал, кроме толстой ученой, да он и не хотел никого видеть. Воспоминания о тану, с которой он разговаривал, возвращались снова и снова. Тану и устозоу — одни и те же люди, одни и те же существа. Он не мог этого понять и старался найти в этом смысл. Конечно, он сам был тану и был принесен сюда еще маленьким, но это случилось так давно и так много произошло с ним с тех пор, что все воспоминания об этом исчезли. Хотя физически он не был ийланом и не мог быть им, сейчас он думал, как они, двигался, как они, и говорил, как они. Но его тело было телом тану, и в его снах он двигался среди таких же, как он, людей. Эти сны тревожили его, даже пугали, и он был рад, что, проснувшись, почти не помнил их. Он пытался вспомнить больше слов тану, но не мог, потому что даже слова, произносимые им вслух, ускользали из его памяти, пока он выздоравливал.

Если не считать постоянного молчаливого присутствия Инлену, он был совершенно один. Акотолп была единственным посетителем, и это его удивляло.

— Они все еще остаются за городом, те, что отправились убивать устозоу? — спросил однажды Керрик.

— Нет. Они вернулись по крайней мере двенадцать дней назад.

— И никто не пришел сюда, кроме тебя?

— Конечно, нет. — Акотолп удобно уселась на свой хвост. — Ты слишком мало знаешь об ийланах, примерно столько, сколько места между моими пальцами. — Она плотно сжала их и показала ему. — Ты живешь среди нас и ничего не знаешь.

— Я никто и ничего не знаю. Ты же знаешь все и можешь просветить меня.

Керрик отдавал себе отчет в том, что говорит, и это было не простой вежливостью. Он жил в джунглях тайн, в лабиринте вопросов без ответов. Большую часть своей жизни он провел здесь, в этом загадочном городе. В жизни ийлан было много моментов, о которых знали все, но никто не хотел говорить. Если лесть и подобострастие могли заставить говорить это толстое существо, он готов пойти на это.