Постепенный отход Чичерина от дел означал усиление влияния его первого заместителя, с августа 1928 г. после отъезда Чичерина на лечение ставшего фактическим руководителем наркомата. Вопреки отчетливому нежеланию Чичерина «быть декоративной фигурой», Сталин стремился сохранить комбинацию руководителей НКИД и убедить его, что тот «должен быть наркомом, если только будет работать даже два часа»[1855]
. Изъявление заботы о больном Чичерине и настойчивые приглашения вернуться к работе в НКИД на протяжении двух лет позволяли руководству Политбюро откладывать решение о назначении нового руководителя этого ведомства. «Не понимаю, почему эта фикция – не назначат нового Наркома, – недоумевал Чичерин. – …Зачем Вам труп в мундире»[1856]. В обстановке борьбы сталинской группы с «правым уклоном», колебаний Ворошилова и Калинина, назначение наркомом «правого» Литвинова было неуместно, деловые качества второго заместителя наркома Карахана Сталин ставил невысоко и доверял ему не больше, чем Литвинову[1857]. Неясность относительно будущего главы комиссариата сопровождалась упадком влияния НКИД, что внимательные наблюдатели были склонны объяснять в первую очередь общей тенденцией к снижению статуса руководимого А.И. Рыковым правительства[1858]. Эти перемены высветили слабость представительства интересов НКИД в руководстве ЦК; ни экс-меньшевик Чичерин, ни старый большевик-эмигрант Литвинов не обладали прочными связями с новой генерацией вождей партии[1859]. Покидая Москву, Чичерин припоминал членам Политбюро их заявления о том, что он «плохо соблюдает интересы СССР» и «больше защищает интересы других правительств», проявляет «слабость», находится «не на высоте» и проч., делая из этого вывод: «положение будет нормальным и здоровым лишь тогда, когда во главе внешней политики будет лицо из внутреннего круга руководящих товарищей»[1860]. К июлю 1928 г. было распространено мнение, что этим лицом (или, по крайней мере, членом Коллегии НКИД) станет Л.Б. Каменев, но возобновление им контактов с Бухариным перечеркнуло такую возможность[1861]. Осенью 1929 г., когда в руководящих московских сферах началось активное обсуждение кандидатов на пост наркоминдела, чаще других звучали имена А.И. Рыкова, А.И. Микояна, Н.М. Янсона, назывались даже В.М. Молотов и Г.Г. Ягода[1862]. В конце 1929 г. предпочтительными выглядели шансы наркома внутренней и внешней торговли Микояна, его назначения ожидали с недели на неделю[1863]. К середине лета 1930 г. чаша весов склонялась в пользу руководителя ВСНХ СССР В.В. Куйбышева. Ему Чичерин и намеревался вместе с поздравлениями передать обширную записку о трудностях управления НКИД, которые обещали в будущем возрасти: нарком «слышал, что имеется в виду 90 % нашего руководящего состава выгнать и заменить совершенно новыми людьми»[1864]. Документ Чичерина, как и отсутствие в нем точной адресации, подтверждает сведения, что «до последнего момента» «в важных кругах в Кремле существовало сильное побуждение провести полное очищение Коллегии Комиссариата по иностранным делам за исключением г-на Карахана». По данным британского посольства, «комиссаром должен был стать экстремист Киров», членами Коллегии предполагалось назначить «личностей того же типа»[1865]. Вероятность назначения на пост наркома по иностранным делам Литвинова расценивалась невысоко, прежде всего, из-за его трудных взаимоотношений со Сталиным, сведения о которых просачивались за пределы узкого руководящего круга[1866]. Тем не менее, в Политбюро возобладало мнение о целесообразности назначения его руководителем НКИД.