Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

В результате июльских решений 1930 г. обновленный Народный Комиссариат по иностранным делам более чем прежде соединял в себе слаженность и компетентность с отсутствием единой ведомственной линии в международно-политических делах. Это позволяло высшему политическому руководству сохранять в исключительном или преимущественном ведении НКИД важные вопросы сношений с иностранными государствами, включая определение целесообразности переговоров о заключении торговых договоров, консульских, сплавных, рыболовных и др. конвенций. Политбюро обладало исключительными прерогативами в принятии решений об установлении или разрыве дипломатических сношений; приеме официальных иностранных делегаций и направлении советских делегаций на двусторонние и международные встречи и конференции[1885], однако четкое разграничение компетенции Политбюро ЦК ВКП(б) и НКИД СССР в вопросах определения принципиальной позиции СССР на переговорах о заключении политических, экономических и культурных соглашений отсутствовало. Знаком доверия к руководителю НКИД и его коллегам было разрешение вести дискуссии в Подготовительной комиссии по разоружению (а позднее – в Совете и Ассамблее Лиги Наций) без каждодневных согласований с Москвой[1886]. Телеграмма Литвинову, утвержденная опросом членов Политбюро в мае 1931 г. (несомненно, по предложению Сталина), гласила: «Ваши выступления в Женеве Политбюро считает правильными по существу и безупречными по форме и тону. Не возражаем против участия во всех названных Вами Женевских комиссиях и подкомиссиях в форме, в какой вы [sic] найдете целесообразным»[1887].

Вместе с тем, своеобразие политико-административного статуса наркома иностранных дел создавало гарантии против попыток НКИД подчинить себе другие государственные институты («внутренних врагов», по определению Чичерина)[1888] при рассмотрении вопросов, соприкасающихся с международной политикой СССР.