Западноевропейская поэзия XX века

ГЕОРГИКИ [148] Перевод В. Дубина

Колокола в лазури, блеснув росой студеной,
Ударили с зарею над деревушкой сонной,
И двинулись крестьяне за утренней звездою,
И семена ложатся озимой бороздою.
Луна уже заходит, бледна как привиденье,
И жаворонок прянул из придорожной тени.

Ворчит потешный жернов, стучит уток веселый,

Ведя псалом во славу холстины и помола,
И, серебром сверкая на обомшелом шлюзе,
Ручей молитвы шепчет в пожухлой кукурузе,
И шаткие колеса, скрипя под водостоком,
Горюют, как старушки, о времени далеком.

Снует челнок проворный, снует не уставая,

Чтоб полнилась холстами укладка вековая;
Ворота мукомольни под виноградом спелым
По божьему завету кровь обручают с телом,
И ныне и вовеки благословляет небо,
Как таинство святое, союз Лозы и Хлеба.

С покосов дальних тянет прохладой и тимьяном;

Чернеет зябь, готова к посевам долгожданным,
И бродят по лощине среди былья сырого
Чумазые подпаски и рыжие коровы,
А по-над деревушкой, лазурью осененной,
Несутся отголоски заутреннего звона.

Белая голубка

все вилась над розой
и монаху в клюве
приносила просо.

КОНЕЦ КАРНАВАЛА Перевод Ю. Петрова

День зимний. Поста начало.
Веселой гульбе конец.
Отходную карнавалу
дождь бормочет, как чтец.

Не совпадая в ритмах,

рыдают, вопят сообща
фигуры в бумажных митрах
и в простынях, как в плащах.

Латинян столпотворенье —

рыданий, теней, колпаков;
рельсов трамвайных струенье
по лужам, в огнях кабаков.

Ура Коломбине! Лохмотья

благоухают на ней —
духами и потной плотью
разит за версту. Эгей!

Белилами мазана маска

суетящегося Пьеро.
А рядом — оскал: Тараска,
раскрашенная пестро.

Торгаш плутоватый шали

раскинул у фонаря,
чтобы девиц искушали,
радугами горя.

Как плавно плывет красотка!

Как шелк ее шали тяжел!
Из лепета сплетниц соткан
над локонами ореол!

Пьянчуга носатый храбро

размахивает метлой. —
Носище картонный! Швабра!
Чумазый! Горшок с золой!..

Ханыга из сточной канавы

вопит, непотребен, как черт;
грязная нищенка травы
в ступке своей толчет.

Как смерчами, свалены в груды

бидоны, кастрюли, котлы,
и свет на горы посуды
косо глядит из мглы.

Глянь-ка — Маркизом помятым

назначено под фонарем
свиданье с бравым Солдатом —
саженным богатырем!

Обнюхиваясь во мраке,

рыча и дыша тяжело,
жалуются собаки
на человечье зло.

Следом за вечером — сонно,

как бы издалека,
приходит аккордеона
плачущего тоска.

Цветных фонариков стая

под ветром сбилась с пути
и мечется, осыпая
в лужи цветы конфетти.

Муки лицо открыто.

Вечер бессмыслен, зол.
Тянет свои копыта
к митре Приора Козел.

Сутемь. Скулит под сурдинку

ветер — хмурый певец.
Похороны Сардинки.
Карнавала конец.