Запах фиалки

– «Ты, русская морда, вообще терпения не имеешь! Куда торопишься? У меня не пять рук. Сейчас вино принесу и ложки с ним принесу», – прочитал перевод на экране смартфона хоккеист и добродушно похлопал официанта по плечу. Тот еще грустнее вздохнул и удалился.

– Вот оно – будущее! – потряс телефоном Елагин. – Я как знал! Еле на тройку английский в школе сдал. Мама ужасно переживала. А ты на сколько?

– На пять, – признался журналист.

– Не сомневался! – хохотнул капитан и помог подошедшему вновь официанту переставить с подноса на стол блюдо с лепешками, четыре бутылки вина и вожделенные ложки.

– Спасибо, братуха! – поблагодарил он официанта. Тот улыбнулся и вернулся в ресторан.

– Зачем ты столько вина заказал? – спросил Александр.

– Это не вино. Это… не помню, как по-сирийски называется. Но по-нашему это называется портвейн. Вязкий, как смола, и темный, как кровь покойника! С него голову как гранатой рвет! – радостно проинформировал хоккеист и похлопал ладонью по ладанке у себя на груди. – Мы с тобой, земеля, каждый день так должны пить и кушать, потому что наша жизнь принадлежит России!

Александр усомнился в логике этого утверждения, но виду не подал и, по примеру Елагина, взял ложку и подчерпнул ею горсть плова.

– Ну что? – заглядывая ему в глаза, спросил капитан, когда он тщательно пережевал и проглотил плов.

– Это волшебно вкусно! – честно ответил Калачев и показал на свою ладанку. – Нажать, и ракета прилетит?

– У тебя, может, одна ракета, а у меня пакет из четырех штук и минус гектар. Цыганочка с выходом, одним словом, – гордо сообщил капитан и разлил по стаканам портвейн. – Теперь еще ложечку, и сразу заливай папой.

– То есть папой? – не понял Александр.

– Портвейном. Дикий ты человек! – удивился его неосведомленности Елагин. – Ты что, песню не слышал? «Мама анархия, папа стакан портвейна»!

– Слышал, – кивнул журналист, – но не думал, что это буквально!

– Как же иначе?! – хохотнул хоккеист. – Буквальней некуда!

– Можно я задам вам личный вопрос? – деликатно уточнил Александр.

– Задавай! Тайны не имею принципиально! – согласился Елагин.

– Почему отпуск здесь и с этим? – молодой человек указал на ладанку-маяк.

– Потому что сейчас здесь проходит линия фронта с адом. Потому что здесь люди умирают. Дети. Где же я должен проводить отпуск?! – ответил хоккеист.

– А услугами какой туристической компании воспользовались? – продолжил расспросы Александр.

– Не туристической, а частной военной. «Вагнер», слышал?

– Конечно, Вагнера слышал.

– Нет, не композитора, ЧВК «Вагнер». Хотя музыку Вагнера я тоже часто слушаю.

– ЧВК?

– Частная военная компания «Вагнер», – уже начиная уставать от непроходимой дикости спутника, ответил Елагин и поднял стакан: – За прекрасную свободную Сирию в составе великой России!

Пафос произнесенного не оставлял надежд на отказ, и Александр поднял свой стакан тоже.

Едва они вернули опустевшие стаканы на стол, Елагин расцвел радостной улыбкой и ожесточенно замахал кому-то на другом конце рынка. Журналист поинтересовался, кого так радостно приветствует хоккеист, и увидел шагающего к ним через площадь Абдула.

– Салют, дружище! – Елагин придвинул стул вновь прибывшему.

– Тебе не меньше! – обнял его Абдул и приветственно кивнул Александру. – Рад видеть!

– Да вы знакомы, оказывается! – воскликнул хоккеист.

– Еще бы! – подтвердил сириец.

– Тогда я вас на минуточку одних оставлю, мне в туалет надо, – сообщил капитан, встал из-за стола и двинулся к дверям ресторана.

Александр немного растерялся, но Абдул не стал особо церемониться, взял со стола ложку и принялся кушать плов.

– Простите, – наконец решился подать голос журналист. – Не могу до сих пор понять, кому я должен сказать пароль?

– Какой пароль? – не понял сириец.

– Ну… «О верующие, вступите в это сражение и будьте уверены в победе и поддержке Аллаха», – напомнил Александр.

– А, этот пароль! – засмеялся Абдул. – Никому не говори. Это шутка.

– То есть как шутка? – озадачился Калачев.

– Черный просил туману нагнать. Для романтики. Восток все-таки! Я в интернете нашел. Звучит солидно! – объяснил сириец.

Вскоре вернулся довольный как удав Елагин с дополнительной бутылкой портвейна. А дальше произошло то, что и должно происходить с группой соотечественников в теплых краях. Время обесконечилось, как множественные отражения в купейных зеркалах, и случились необязательные, но невероятно приятные события, в ходе которых все трое оказались сидящими на крыше здания в центре Дамаска и наслаждающимися видами ночи восточного города.

– Вот у нас всё так, – привычно философствовал хоккеист и обратился к Абдулу: – Знаешь, кто у нас любимый святой? Статистически?

– Знаю, – неожиданно проявил осведомленность нетрезвый араб, – Николай Угодник.

– А почему? – поднял указательный палец к звездному небу Елагин. – Потому что он еретику морду набил!

– Да мы, арабы, много знаем про вашу религию, – уважительно кивнул Абдул и спросил у так же изрядно охмелевшего Александра: – Впервые на Ближнем Востоке?

– Впервые, – признался тот.

– Такой красоты нигде в мире нет! – вздохнул араб.