Запах фиалки

– Как это? – удивился Калачев, пропуская санитаров, ведущих человека с бледным окровавленным лицом.

– Сегодня утром из пушек по городу стреляли, очень много раненых, все заняты, всем не до нас. Берегись! – Аладдин за рукав выдернул растерянного журналиста из-под колес очередной грохочущей каталки. – Уйдем отсюда, мы мешаем!

Мальчишка увлек Сашу за собой сквозь суматоху, царившую рядом с регистратурой, в просторный полукруглый вестибюль с лифтами. После криков и грохота внутри оказалось относительно тихо и пусто. Возле одного из лифтов стояла каталка, на которой лежал изможденный мужчина в форме Сирийской Арабской Армии, накрытый по самый подбородок простыней.

Рядом с ним нервно суетилась молодая женщина в голубом халате врача и темно-малиновом хиджабе. Увидев Сашу, она немедленно кинулась к нему, что-то возбужденно рассказывая по-арабски. Журналист не понял ни слова, но зато оценил большие карие глаза и аккуратно очерченную грудь под халатом. Врач повторила то же самое еще раз, указывая на двери лифта, электронное табло которого безжизненно погасло.

– Она говорит, что нужно срочно доставить его в операционную. Иначе через десять минут он умрет, – вывел его из оцепенения Аладдин. – Нет времени ждать, когда заработает лифт, нужно нести по лестнице. Поможем? Рук тут, как видишь, не хватает.

Журналист, сам до конца не понимая, что за порыв им овладел, решительно кивнул и бросился помогать девушке перекладывать раненого на носилки. Он с готовностью взялся за ручки, с другой стороны носилки взяли Аладдин и хрупкая сирийка, и начался утомительный марш вверх по лестничным пролетам.

Саша чувствовал, как его рубашка пропитывается потом, а в голове стучит пульс, но носилки нужно было держать ровно и не беспокоить тяжелораненого лишней тряской. Наконец, когда онемевшие пальцы уже готовы были разжаться, они оказались перед дверью операционной. Усталый раздраженный врач с воспаленными глазами велел им положить мужчину на стол и немедленно выгнал Калачева и тяжело отдувающегося Аладдина за матовые двери.

Саша вытер пот со лба и спросил у переводчика:

– И что, тут каждый день так?

– Война, – неопределенно пожал плечами тот, переводя дух.

Журналист достал из сумки пластиковую бутылку с водой, прихваченную еще из гостиницы, открыл ее и, сделав пару больших глотков, передал Аладдину.

Какое-то время они вдвоем прождали, сидя на пластиковых сиденьях рядом с операционной, тревожно прислушиваясь к грохоту каталок и стонам раненых, пока двери не открылись вновь и навстречу не вышла уже знакомая девушка в голубом халате. Она серьезно заглянула Александру в глаза и произнесла несколько фраз по-арабски. Калачев вопросительно посмотрел на переводчика, и тот, глядя куда-то в сторону, нехотя перевел:

– Она говорит, спасибо большое, – он задумчиво покрутил в руках бутылку и, избегая Сашиного взгляда, продолжил: – Но тот сержант все равно умер. Не удалось спасти.

– Так за что же тогда спасибо? – мрачно спросил Калачев, разглядывая запыленные носки кроссовок.

Неожиданно, словно поняв его слова, девушка ответила что-то по-арабски и торопливо вернулась обратно.

– Что она сказала? – Саша толкнул Аладдина в плечо.

– На вашем языке такого слова нет. – Переводчик поднял глаза к желтоватому потолку. – Ну, типа неравнодушный. Примерно так.

– Ну хоть так, – Саша медленно встал и, держась за перила, начал спускаться вниз.

Переводчик быстро шел впереди. Калачев еле поспевал за ним по длинным коридорам, наполненным едкими больничными запахами, и крутил в голове мысль о том, что Чарли удивительным образом заранее знал, что в госпитале будет такой кавардак, а значит, знал и про обстрел. На все это накладывался звук хриплого дыхания человека, умирающего на твоих руках. Этот звук он, наверное, будет слышать до самой смерти. Однако нужно было закончить работу. Саша догнал Аладдина и похлопал его по худому узкому плечу.

– Постой, парень! – Журналист с тревогой оглядел коридор, заполненный суетящимися врачами и медсестрами. – Нужно заняться делом, найти кого-нибудь, чтобы поговорить, подготовить все, выставить свет…

– Я же предупреждал, сейчас здесь особо говорить не с кем, – покачал головой Аладдин. – Ты сам видишь, десять минут, которые они на тебя потратят, могут кому-нибудь жизни стоить. Извини.

– Хорошее дело, – огорчился Калачев. – А когда смена поменяется?

– Кто знает? – развел руками парнишка. – Те, может, и поговорят. Только новая смена к ночи придет, а станут они для тебя позировать или нет – сколько работы будет. – Он увернулся от двух здоровых санитаров, которые с грохотом провезли мимо тяжелораненого с подключенной системой искусственного дыхания. – Скорее всего, работы будет много. Конечно, можешь взять свою красивую бумажку, пойти к коменданту и попытаться их заставить. Но… сам понимаешь, вряд ли.

– И что мне теперь делать?! – Саша в растерянности стоял и глазел по сторонам в поисках спасительного решения, пока наконец не понял, что это решение уже приходило к нему сегодня само. Он энергично хлопнул ладонью о ладонь и подозвал переводчика.