Запах грядущей войны

Севастополь встречал своих героев торжественно. На рейд высыпал весь город. Матросы на реях кричат «ура!», эскадра входила в рейд. Вся в боевых ранах даже после починки: пробоины зияют, где только можно, рангоут избит, флаги в клочья, и запасных нет совсем. Но кто думал об этом, когда шлюпки с севастопольцами окружили вставшие на якорь корабли? На берег экипажам пока нельзя по медицинским соображениям. Приказ начальства: встать на якорь, выдержать карантин, на берег не сходить четыре дня. Только и оставалось нам, что принимать поздравления и наблюдать живые трагические сцены. Вот одна из них.

На грот-русленях работает матрос, его окликает с лодки баба:

«– Прокофьич, здравствуй! Мой-то где же?

– Ишь, баба, когда хватилась, – ответил ей матрос, – его чуть ли не первым разорвало ядром».

Услышав эту весть, баба взвыла волчицей. Рядом другая молодая со слезами радости показывает мужу поднятого кверху на руках грудного младенца[113]. Извечная череда смерти и жизни.

Случились после Синопа и балы с пышными обедами, куда получили приглашение и пленные турецкие офицеры.

Награды опять же. Нахимову от царя «Георгия» второго, всем участникам сражения – годовое жалованье, чины, ордена.

Народ тоже не отставал. Для начала стихи сочинили. Вот они:

Нахимов – герой на века отличился,
А вспомнит тебя, хоть плача, Меджид.
Хвастливый Синоп тебе покорился,
И турок флот грозный тобою разбит.
Могущею силой Россия Святая
Отпор вам дала, ваш замысл сгубя.
Все турки узнали грозу – Николая.
Ура же за Веру, Монарха – Царя!

Затем уже ближе к началу мая нового 1854 года в Высокоторжественный день Тезоименительства Ея Величества Государыни Императрицы в Адмиралтейском Свято-Николаевском соборе, во всех церквах и кораблях Черноморского флота прошел молебен, по окончании которого стреляла артиллерия. Вечером в театре показали драму «Синопское сражение, или Морской праздник в Севастополе».

Не забыли и про первое в мире военное столкновение пароходов. В Библиотеке давно висит привезенная из Питера картина работы художника Павлова, изображающая бой между «Владимиром» и «вьюном».

Бритты из «Таймс» тоже признали нашу силу, написав: «Синопское поражение дает повод к важным заключениям о превосходстве русского флота и негодности турецкого. Мы, в Англии, привыкли с пренебрежением смотреть на первый и любоваться последним, потому что он руководим английскими офицерами. Но и по сбивчивым показаниям лиц, оставшихся в живых после этой битвы, можно довольно ясно высказать два или три положения.

Часть русского флота держалась в море несколько дней в такую ужасную погоду, когда ни турки, ни английские пароходы не смели показываться в море… Боевой порядок русских в деле был удивительный, а такого совершенного истребления и в такое короткое время еще никогда не бывало».

Враги нас хвалят. Однако не стоило забывать и о том, что в Лондоне главный либерал Джон Рассел уже верещал в Палате общин: «Надо вырвать клыки у медведя! Пока его флот и морской арсенал на Черном море не разрушены, не будет в безопасности Константинополь! Не будет мира в Европе!»

Время. Оно словно ускорилось после Синопа. Оно проносилось передо мной бешеной каруселью из всевозможных событий.

Настала зима. Конец декабря. Пришли вести с Дуная: в сражении при Четати и Фонтына-Банулуй после упорного четырехчасового боя отряда полковника Баумгартена и затем генерал-майора Бельгарда с восемнадцатитысячным турецким корпусом при тридцати орудиях неприятель поспешно отступает к Калафату, оставив нам трофеи – шесть орудий и два значка.

Январь. Пасмурный зимний день. Густой туман стоял над Большим рейдом. С телеграфа, откуда наблюдали за движением судов, едва можно было различить корабли, стоявшие на рейде. Вдруг с Николаевской батареи раздалось три выстрела. Севастополь всполошился. Что такое?! Оказалось, что это прибыл с депешами из Константинополя английский пароход «Ретрибюшен» и нагло, не смущаясь военным временем, пытался проникнуть на рейд с очевидною целью осмотреть его. Наши пушки наглеца отогнали, а власти тут же послали на взморье пароход – он и принял депеши. Англичанин сделал салют, мы ответили тем же, и пароход в то время еще «нейтральной» державы убрался в море.

И весь этот переполох в Рождество. В офицерском клубе – бал. Однако ни одной дамы и девицы нет. Чувствовали они, что скоро станут вдовами и сиротами. Зато их мужей, сыновей и братьев перспектива войны с Англией и Францией не смущала. Особенно рад был предстоящей драке с французами и их «дружками-торгашами» один старый генерал: