Запах грядущей войны

– А то. Полно. Вот только пьяных не видать. Они, эти самые мериканцы, пьют, братцы вы мои, по-благородному, до затмения рассудка не напиваются, понимают плепорцию. Разве которые матросы разных нациев с кораблей, ну те, случается, шибко натрескамшись, а чтобы коренные мериканцы – ни боже, ни!.. И живут, сказывали про их, вольно: делай что знаешь, запрету нет, коли ты худого не удумал…

– Вольно?

– Истинно так. Вольно. И все там, братцы, равны между собой, и нет ни господ, ни простых… Какой ты ни на есть человек, богатый ли, бедный, а все мистер да мистер – господин, значит. Всем одни права дадены… И ходят все чисто: в пинджаках и при штиблетках; что хозяин, что мастеровщина – все одинаково одеты… А женского сословия народ так и вовсе, можно сказать, не отличишь, какая из них барыня, а какая, примерно, служанка. Все скрозь мамзели и гордого обращения, и ежели ты сидишь в конке и вошла женщина, а места нет, ты встань и уступи. Учливый к бабам народ! А харч у их, братцы, первый сорт, и народ хорошо живет…»

Я незаметно отхожу в сторону, хотя меня так и тянет вмешаться в беседу. Эх, ребята, ребята. Знали бы вы, во что превратится эта самая свободная страна в мире спустя всего лишь век и что начнет вытворять на планете ради своей пресловутой американской мечты. Не знаете.

Господ офицеров тоже воспоминания одолели, но уже о ловле контрабандистов:

«– Чектырма, однако, осмелилась в тот же момент нам отвечать. Наши ядра не долетали всего на четверть кабельтова. Тогда я велел палить под ее корму, а затем стал вредить ее парусам. Мы побили рулевое колесо и двух людей и заставили отдать фалы. Экипаж выбежал на палубу, начал кричать, махать платками и курпеями. По допросу выяснилось, что это знатные черкесы возвращались из Стамбула с семьями…»

По палубе «Трех святителей» я бродил до самого утра, не обращая внимания на дождь, который соседствовал с ветром и не утихал даже с началом дня. Наконец был дан обед, еще через час священник отслужил молебен, обошел палубу, окропил всех святой водой. Снова прошел час, и построившиеся в две колонны суда вошли в рейд. Опять подготовка, но на сей раз у меня. Не удержался, прихватил с собой в плавание еще и «мосинку». Да не простую, а с мощной оптикой, чему я несказанно рад. И пусть прицел в одном экземпляре (больше жадюга Петров не прислал), но все равно приятно. Насколько я помню, если к здешним штуцерам и ружьям оптика и имеется, то только в виде длиннющих от курка до дула «телескопов». У меня и устройство поудобнее, и позиция для стрельбы уже выбрана. До того, как все кругом покроется огнем и дымом, хотя бы одну цель сумею снять.

Ветер выравнивается, становится попутным, несет нас к врагу. Он уже виден отчетливо. Турецкий флот, закрывающий форт Синоп. У нас бьют тревогу, смачивают палубу, командоры берутся за шнуры ударных замков. Через прицел я отчетливо видел, как на турецких судах суетятся матросы в красных фесках и синих куртках, наводят на нас орудия, но пока не стреляют. Зато стреляю я, выискав прицелом какого-то старого турка. Вот только одно плохо: целил ему в грудь, а попал незнамо куда. Отвлекли османы своими пушками.

А дальше началось сражение. Как описать первые его десять минут? Мы стреляем, по нам стреляют, из-за дыма не видно ничего. Значит, и мне пришлось становиться лишь безучастным зрителем грандиозной морской баталии, навсегда вписанной в историю славных побед российского флота.

* * *

Не знаю, сколько минуло времени с той поры, как все вокруг слилось в один большой адский гвалт. Всюду гром выстрелов, рев ядер, откат орудий, брань, стоны раненых. Мне тоже чуть не влетело ядро в голову, не уберись я вовремя за мачту.

И тут наступила короткая передышка. Пальба прекратилась, порывы ветра рассеяли дым, можно подвести предварительные итоги: шпринг у нас перебит, судно стоит кормой к туркам, а передними орудиями мы несколько раз попали в соседний, наш же «Париж». Но сетовать на ошибки некогда. Нужно продолжать бой. Снова адский гвалт. Вдруг его перебивает какой-то могучий треск и еще более могучее «ура!». Что там случилось? Взорвался турецкий фрегат. Тут кто-то дико закричал: «Пожар!» Лишь после мы узнали, что в кубрике действительно полыхало, благодаря своему же каленому ядру по непонятным причинам выскользнувшему из клешней. Но разбор полетов случился позже, а пока шум, гам, грохот, ругань:

«– Ступайте на грот-марс! Видите, как все перебито?! Приведите в порядок и смотрите за полетом ядер!.. Чего кланяешься, болван?!

– Виноват, вашвысокобродье…»

А может, и мне на марс податься? И ведь залез, скалолаз-любитель. Картина сверху грандиозная. Посреди рейда словно раскинулось огромное кладбище. Громадными крестами торчат мачты потопленных кораблей с реями поперек. На отмели горит турецкий пароход. Синоп полыхает в нескольких местах. Вот что значит бомбические пушки. К четырем часам дня дело кончено. Только турки все еще постреливали.