Запах октября. Сборник рассказов к 100-летию Рэя Брэдбери

– Джек, ты слышишь меня? Это я, Фред!

Он не ответил. Руки продолжили работать.

– Джек…

– Он тебя не узнает, – скрипуче сказали позади. Фред ахнул и обернулся, сжав клык. – Теперь он мой. Сла-а-авный внучек. Помощник!

Безумная Беатрис хихикнула.

«Эта ведьма заколдовала его!»

– Верните его! – закричал Фред.

– Нетушки, – усмехнулась Беатрис, выпуская сотню морщинистых рук с птичьими коготками.

Фред увернулся и что было сил ударил одну руку клыком. Ведьма взвизгнула, отскочила – и тут же напала снова.

– Джек, очнись!..

«Он должен узнать тебя. Должен вспомнить, кто он», – шепнул пьяница Джек в голове.

– Джек Пресли, очнись! – заорал Фред, бросаясь к другу.

На груди качнулась тыквенная головка. Кажется, или ресницы Джека шевельнулись?

– Джек!

Одна из ведьминых рук прошлась по груди, срезая нитку с крохой-тыквой. Фред упал, чувствуя, что погибает. И тут…

Маленькая тыква подкатилась к птичьему трупику. Бледные пальцы коснулись её оранжевого бочка.

– Тыквенный… Джек… – прохрипел Фред, и Безумная Беатрис застыла как изваяние.

Потому что седоватый парень в центре комнаты неожиданно вздрогнул – и отшатнулся от мёртвых тварей.

– Что? Что я здесь…

Он поперхнулся, заметив жуткую старуху и Фреда. В глазах его мелькнуло понимание, но не успел он сказать и слова, как Беатрис завопила раненым кабаном:

– Нет, нет, нет! Убью, паршивец!..

Птичьи когти выросли, готовые терзать Фреда; он ещё успел зажмуриться, как вдруг…

– Нет, Беатрис.

На пути старухи выросла знакомая фигура.

– Ты отпустишь их, – твёрдо сказал пьяница Джек. – Он спас друга. Он прошёл испытания.

– Не-е-ет, – завыла Беатрис.

Кажется, она вопила что-то ещё, кажется, пьяница Джек ещё обернулся, чтобы подмигнуть Фреду. Когда его подхватил смерч, сознание ускользнуло, сменяясь на крепкий сон…

***

Часы на Ратуше пробили полночь. Кучка разряженных гуляк, что шли с хэллоуинской вечеринки, не сразу увидели, что у ступеней валяются два парня: один страшно исхудалый, другой – страшно израненный.

– Скорую, быстрее!

На их счастье, карета скорой помощи оказалась неподалёку. Вскоре оба потерпевших отправились в больницу.

– Эй, Джек, – слабо позвал Фред.

– Что?

Фред улыбнулся.

– С днём рождения.

Друг расхохотался.

А позади скорой, храня в себе тлеющий уголёк, летела тыква…

Венок из одуванчиков

Теннисные туфли мягко ступали среди могил. Бесшумные, как индейские мокасины, они быстро проходили мимо мраморных скамеек и склепов, похожих на помпезные дворцы. Чуть замедляли шаг у пятнистых от старости надгробий – и вели своего хозяина дальше. Калифорнийское солнце припекало вовсю, очки в толстой роговой оправе скользили на взмокшей переносице, и долговязая тень беспокойным хвостом металась на аккуратно, по-английски подстриженной траве…

Наконец человек остановился. Пальцы его скользнули в отвисший от тяжести карман. Вытащили спелое, цвета киновари, яблоко. И положили его у могилы.

– Здравствуй, дядюшка Рэй. Как твои дела?

Ответа не было. Просто не могло быть.

И Леонард Хафф просто сел на траву, чтобы, пристроив на коленях голову, вперить взгляд в дымчато-серый гранит.

«Мир живёт без тебя уже пять лет. А я до сих пор не верю, что ты позволил Костлявой себя одолеть… Упаковать в чёртов дубовый ящик, словно одного из обыкновенных стариков… Затащить на шесть футов под землю…»

Леонард Хафф протянул бледную, жилистую руку, провёл по вырезанным на надгробии буквам – точно слепой, впервые познающий азбуку Брайля. Потом – отдёрнул, с каким-то отвращением оглядел мемориальный парк: зелёный-презелёный, чистенький, такой идеальный, будто создан не для упокоения душ, а для весёлых пикников.

«Когда-то ты хотел упокоиться там, где стоит заржавелый фонарь. На грани света и тьмы, забредая куда, надо было оставить яблоко для привидений… А когда-то, – на лице Леонарда появилась слабая улыбка, морщинки грусти в уголках губ чуть разгладились, – ты мечтал уйти в Вечность на Марсе, развеяться прахом из банки капустного супа…»

У яблока, в тени глянцевого, красного бочка, вдруг прошмыгнул кладбищенский паук. Леонард проводил его рассеянным взглядом и вновь уставился на буквы.

«А я ведь начал писать только благодаря тебе, дядюшка Рэй… Это было бегство в другой мир, чудесный праздник среди серых офисных будней… Боже, как я хотел, чтобы ты прочитал мои рассказы!.. Хотел увидеть, как на твоём лице расцветает щедрая, как лето, улыбка, хотел… Да много чего хотел… И вот…»

Леонард резко уткнулся лицом в колени, до боли зажмурился; внезапный ветер взъерошил его серые от седины волосы. Леонард глубоко, со всхлипом, вздохнул… И начал подниматься на ноги. Июньское солнце беспощадно прожигало затылок.

«…И вот я написал то, что не надо было. И вот я скоро буду убит».

– Прощай, дядюшка Рэй.

Леонард Хафф поклонился могиле и, спотыкаясь, побрёл прочь. Теннисные туфли – его лёгкие, точно пух, прохладные, как перечная мята, туфли – теперь стали пыточными, «испанскими сапогами» и с каждым шагом давили, ломали, тянули его ноги вниз.

…За спиной Леонарда на яблоко вскарабкался паук и принялся оплетать его паутиной.

***