Запасный выход

Вы хотите вобрать в себя это новое пространство полностью и навсегда. В силу своей молодости и неумелости вам удается делать это только с помощью инстинкта. Вы не умеете слагать стихи, вам в вашей жизни на отдаленном от цивилизации кордоне без дорог и электричества недоступно занятие фотографией, вы не обучены писать картины или музыку. Вас ведет самое сильное и простое чувство – вы нюхаете, смотрите во все глаза и готовы бежать на пределе дыхания, лишь бы догнать и присвоить окружающую вас красоту и свободу, весь этот яркий бесконечный мир с помощью своего ружья. Вы бредите следами, треском веток, топотом зверя, видом качающихся в кустах рогов. Вы готовы часами прислушиваться с открытым ртом и искать глазами движение.

Не знаю даже, что еще может так долго и чувственно привязывать внимание к пейзажу, как охотничий распаленный инстинкт. И вот в какой-то момент все ваши желания с надеждами, весь слух, всё зрение, кажется, само ваше тело так прилипают к освещенному солнцем боку оленя, что вы даже не слышите своего выстрела и с удивлением обнаруживаете ружье пустым.

Потом вас ожидает потная работа по полному присваиванию добычи, когда вы орудуете ножом, таскаете тяжелые ноги, ребра, шею, когда вы глядите на это все с раздувающимися от мясного запаха ноздрями.

А потом вы лежите под кедром – тяжелый и напитанный свежей убоиной и всеми красками этого дня, густыми запахами, звериным топотом, уже ушедшим возбуждением. Но снова беспокойно вскакиваете, движимые первобытными приступами фантомного голода – трудно избежать первобытных приступов, когда вас окружает столько свежей, грубой и душистой еды. И вы слегка запекаете на костре трубчатые кости с нижней части ног вашего оленя. Шкворчание и стук разбиваемых обушком ножа костей, варварство и хищничество, допотопность и первобытность в чистом виде.

Вот когда вы высосали из них костный мозг, наступает пресыщение. И окружающее пространство утрачивает большую часть своей привлекательности. Горы сыто и тупо стоят по горизонту, бессмысленно блестит на солнце листва, бесчувственно срывают траву лошади на поляне, и как-то даже избыточно лоснятся их крупы.

Вы сооружаете шалашик и следующий день коптите в нем мясо, а потом везете его домой. Это мясо, эта ваша добыча самым непосредственным образом связала вас со всем этим пространством, со всеми травами, которые выбирал олень на прекрасных полянах, с водой из всех окрестных ручейков, из которых он пил. Но оно и свернуло это пространство, которое вы не успели вдосталь исходить и рассмотреть, отложило его до следующего раза или вообще навсегда. Добыча сделала вас тяжелым и домашним, она закрыла вам доступ к далекому горизонту. И у вас на душе немного печально. Всякое животное после соития печально, даже если это соитие с пространством.

И все же это была только печаль. Вы чувствовали печаль, а не угрызения совести. Ведь голодные времена как будто оправдывают возвращение прекрасного варварства. И это варварство гораздо более эстетично, в нем гораздо больше любви, чем в торговле китайским барахлом на вещевом рынке.

А теперь голодные времена давно в прошлом. В эпохе избытка и достаточно полного холодильника самое время попытаться найти менее инстинктивные способы проявления любви к этому прекрасному миру.

Но я сбился с темы трав и хочу сказать, что было трудно перестать тревожиться по этому поводу. Постижение мира с помощью травы мне чуждо, я никогда не испытывал по отношению к растениям никаких чувств. Мне ближе хищный способ.

Я хотел разобраться в конском меню. И нашел успокоение в Сети. Стало ясно, что конь не техника, которая работает на бензине, керосине или солярке.

Вот, например: