Читаем Запасный выход полностью

Зачем он заводит старого коня и косит ему по утрам и вечерам траву, тешет жерди, строит конюшни и пашет огород? Зачем он провел столько времени в юности в плацкартных вагонах, маленьких поселковых гостиницах-«заежках», в вертолетах? Зачем он учился косить, запрягать лошадей в сани, печь хлеб, шить обувь, ночевать зимой у костра, чесать козий пух и резать овец?

Разве мы можем узнать себя в этом человеке?

Нет, конечно, не можем. Мы не можем проникнуться его радостями и проблемами. Мы даже не знаем, что такое лучок, который нужно подтягивать или опускать до высоты собственного пупка, чтобы удобно было косить. И мы точно знаем, что никогда не будем косить. Об этом даже радостно думать, что, слава богу, нам никогда не придется косить вручную.

Но ведь я вовсе и не призываю вас бросать все свои дела и отправляться тесать жерди, косить и заводить коней. Я просто думаю, что мы закончили с пунктом «Бэкграунд» из списка Оссиана Уорда и перешли к «Усвоению». Так что помогу немного в этом.

Мне кажется, что усвоение тут никак не связано с радостным узнаванием – о! точно как у меня! И, как мы все уже, наверное, поняли, вряд ли здесь можно с нетерпением ожидать, «чем все закончится в этом хитро завернутом сюжете». Я даже не могу вас как следует раскрутить на эмоции – как химически и эмоционально зависимый человек, я побаиваюсь подсаживать себя или кого-то еще на сильные эмоции или на всякие вещества.

Думаю, что все то, о чем я рассказываю, может служить вам в качестве подспорья в самом крайнем случае. Например, вы узнали, что вам совсем немного осталось и, как иногда любят говорить врачи, «время работает против вас», а вы всегда мечтали посидеть на природе и послушать птичек. Или же вы безрезультатно боретесь с депрессией и ужасно утомились от борьбы с этой модной болезнью. Или вы решили устроить подростковый бунт и не очень представляете, как именно это можно сделать. Или вы, перевалив в бешеной гонке за сорок лет, вдруг очутились в сумрачном лесу.

Или вы просто приходите в ужас от того, в каком мире будут жить ваши дети.

И вы знаете, что у вас завалялось некое самоописание человека, который сначала неосознанно (как всё, что обычно мы делаем в молодости), а потом уже несколько осознанней поставил над собой странный эксперимент. А заодно над своей женой Любкой, самой обычной женщиной, которая никогда не мечтала жить на выселках вымирающей деревни и заводить старенького коня. Ну и заодно над самим конем, которого по окончании спортивной карьеры вместо того, чтобы сдать на скотобойню, отправили на деревню дедушке.

Это в некотором смысле «аварийный выход». Вспомните, разве, посещая какое-нибудь здание, вы ищете что-то знакомое и похожее на вашу жизнь, глядя на запертую (и у кого находятся ключи – неизвестно) дверь с табличкой «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД»? Или разве вы каждый раз ждете особых эмоций от аварийных выходов, находящихся в носовой и хвостовой части самолета?

Но вот настает ситуация, когда по каким-то причинам обычный нормальный выход перестает работать. Или его использование истощает вас, или там начинают пропускать только по пропускам. В таком случае вам может пригодиться знание о том, что у вас на полке стоит в твердой обложке проторенная узенькая тропинка в сторону от скоростной трассы, а на покосе в Ташту-Меесе до сих пор растет трава и возвышаются толстые лиственницы, под которыми можно развести костерок. Что чуть ниже по течению говорливой речки Кулаш до сих пор видны старые, но крепкие домики заповедницкого кордона, остался даже дом Абая и его чуть покосившийся аил – деревянная юрта с крышей из коры, хотя самого Абая давно уже нет на свете. Все это существует взаправду. Я в позапрошлом году в марте, как раз перед ковидным карантином, ездил туда и проверял.

Сентябрь

Философия трав и молодость моего мира

Пока мы привыкали к коню, пока конь привыкал к месту, пока я тесал колья, вколачивал их по периметру будущего выпаса и вешал на них ленту электропастуха, я косил утром и вечером, выбирая травы повкуснее.

Сначала выбирал на свой вкус, потом старался подмечать те, которые прежде всего выбирал конь из сваленной кучи. Но тут надо сказать, что философия трав мне, наверное, никогда не будет доступна.

Конь отбраковывал чуть не половину накошенного. После утреннего кошения и кормления я некоторое время проводил в интернете, пытаясь разобраться со вкусовыми пристрастиями лошадей.

Мне, хищнику, трудно понять тех, кто не добывает себе пищу в поте лица, а создан для того, чтобы просто наклонять голову к степным травам и есть. Тех, кто не будет делиться куском хлеба или клочком мяса, поскольку надо просто наклонить голову и есть. Мне трудно понять тех, кто проводит две трети жизни за едой.

Мне трудно понять тех, у кого глаза смотрят в разные стороны, а не вперед. Тех, кто ходит, опираясь на два сросшихся пальца. Тех, у кого зубы растут всю жизнь.

Тех, для кого власть – прежде всего ответственность, а не вкусняшка. Тех, кто не умеет обижаться и легко прощает ошибки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное