Запасный выход

Тех, у кого, согласно представлениям многих людей, душа не бессмертна, а подобна искоркам костра, поднимающимся в ночное небо и гаснущим. Тех, кого Декарт считал машинами, не чувствующими ни удовольствия, ни боли.

Они для меня совершенно иные.

Конечно, Декарта мне легче понять, чем коня. Пытался, наверное, человек выстроить для себя и для нас какую-то ясную и простую систему координат, в которой было бы легко жить. Типа, мы, люди, чувствуем боль и разные эмоции, остальные не чувствуют. Спокойствие и уверенность сразу наступают, когда все на два делится. Понятно, как жить, о чем думать. На что имеешь моральное право, на что не имеешь.

Но система координат устарела, хоть и гений был. А теперь приходится изживать склонность к поляризации, дуализму и другим устаревшим вещам, и тут новые трудности. Теперь, ныряльщик в информационные воды, просвещенный, но не умудренный, я знаю, что интеллект лошади примерно равен интеллекту четырех-пятилетнего ребенка, что обезьяны обожают политические интриги, что киты поют прекрасные песни, что птица ворон может использовать и даже изготавливать инструменты, что правительством Индии дельфинам был присвоен статус личности, хотя и не человека. Лесник Петер Вольлебен рассказал в своей книжке, что даже деревья общаются между собой через мицелий грибов и поддерживают обессиленных родственников. И вот живи теперь современным белым мужчиной – как ни повернись, сразу обижу кого-нибудь слабого, угнетенного, малочисленного.

Вегетарианство и даже веганство не поможет: это отдает сегрегацией по похожести на меня. В нашем информационном мире трудно провести четкую черту между чувствующими и бесчувственными. Растения в горшочках, подключенные к электрическим тележкам, уже катаются самостоятельно между загорающимися лампочками в поисках света – на это легко посмотреть, достаточно сесть утром за ноутбук и погрузиться в теплые пучины интернета.

Лучше я расскажу о молодости своего мира, в котором нехватка информации и отсутствие интернета искупала мое варварство. Это было недавнее прекрасное варварство, наполненное несравненными запахами и вкусовыми ощущениями. Теперь, после двадцати пяти лет жизни с женщиной, после воспитания ребенка, после долгой борьбы с зависимостями, мое варварство продолжает казаться прекрасным, хотя и катастрофически устаревшим. Позовите меня обратно, я в волнении начну переступать копытами, трясти головой, но постараюсь удержаться.

Представьте, что вы в своем здоровом, легком и несознательном теле, пахнущим свежестью и молодостью даже после недельного патрулирования, пробираетесь вдвоем с товарищем в верховья реки. Скажем, реки Байан-суу. Вам почти полгода не выдавали зарплату и не подвозили продукты. И вы уже много недель не ели ничего мясного. Но вы веселы и бодры, и все ваше молодое тело думает только о новых тропах и новых верховьях рек, где скрывается что-то чудесное, не охваченное пока вашим взглядом.

А охватывать есть что – вы наконец находите узенькую маралью тропку, ведущую через нагромождение камней поперек долины, и за этой преградой попадаете в места, куда, наверное, отправлялись раньше души почивших охотников. Вы едете по первозданной земле, лежащей между склонами долины, и каждый километр открывает идеальный пейзаж, известный нам еще с античности. Две человеческие фигурки перволюдей занимают в нем ровно столько места, чтобы не перенаселить идеальность. Не менее полусотни километров отделяют этот идеальный пейзаж от любых других немногочисленных человеческих фигурок. А по времени – кто знает? Может, год или два назад забредала сюда на лыжах парочка охотников с другой стороны хребта. А может, и не забредала. Вы можете облазить всю эту уходящую в каменистые высоты долину и не найти ни одного, даже старого костровища, ни одного следа топора на самых старых пеньках.

Вы едете по череде просторных зеленых полян с отличной травой для ваших лошадей, и через каждую поляну к маленькой речке, текущей по долине, спускается ручеек, из которого сможете напиться и вы, и ваши лошади. А посередине каждой поляны стоит раскидистый кедр, под которым вы сможете заночевать.

По мере того как вы едете вверх по долине, лес потихоньку отступает, и после полудня от него остаются только островки. Вы смотрите в маленькие озера в каменных цирках и не видите их, пока не швырнете в них камнем, – настолько прозрачна вода. Теперь вокруг вас сочные альпийские луга, по ним вы собираетесь подняться к самому небу.

Вы охвачены нестерпимым, восторженным желанием изъездить, исходить абсолютно все склоны, все лога и маленькие распадочки вокруг, подняться на все видимые вершинки и непременно заглянуть за сумрачный перевал, обрамленный острыми пиками.

Вы смотрите в бинокль, как уходят вверх по альпийским лугам медведи, как плывут по кустам карликовой березки и полярной ивушки олени-рогачи, как перепрыгивают с невидимого уступа на невидимый уступ на скальных стенках козероги, как лежит на плотных потоках восходящего воздуха неподвижный громадный гриф.