Читаем Запасный выход полностью

Nikki82 А мой вообще – в разное время фанат разного в зависимости от самочувствия. Любит цикорий. Иногда прям выбирает одуванчики, иногда прямо-таки выжирает полынь, иногда прицельно ходит ищет тысячелистник и подорожник (я начинаю паниковать, вдруг что-то болит), иногда *маньяк* прицельно запихивается в крапиву и ЖРЕТ, другого слова не подберу. Весь в пупырях, но не вытащишь, пока сам не решит, что норм. Пробовала добавлять крапиву в виде гранул (а что, нормальной еды нет? Только это? Ну… Что ж поделать) или запаривать свежесорванную, чтоб не жглась хоть (аааааа! Оно стремное, страшное, я такое не ем!). Безрезультатно.

Находит люцерну и люцерно-подобные растения, ест с удовольствием, но никогда на пустой желудок. Любит откусывать колоски со злаковых (пырей, костер, тимофеевка) (зеленую массу ест в последнюю очередь). Обожает именно непосредственно цветки лопуха, вот именно репейник. Листья так… (Больше реально ничего не дадут?) Вообще, он конюшенная лошадь, и я думала, что на пастбище будет тупо жрать все подряд. Ан нет. Выбирает только в одному ему известном порядке и пропорциях. Очень интересно наблюдать. Я прям иногда считаю, сколько и чего он съел. Например, выйдя на пастбище, он может съесть с десяток листьев подорожника. И больше, например, за час, что я наблюдаю, он к нему не притронется. И т. д.

sevmek Во-во, кошу траву, а они съедают только кисточки у ежи и прочих колосковых, стебли оставляют, а вот репейниковые съедают без остатка.

Amanita Они избегают переунавоженных мест с очень яркой и сочной травой, даже если это злаки, ежа, например.

Charly Еще у нас никто из лошадей не ест ромашки. Прямо остаются ромашковые полянки среди хорошо подстриженного множеством зубов газона.)))

Sara У меня лошадь в какой-то момент на хвощ кидалась…

LaCavaliere Я как-то пасла жеребца, он прихрамывал, уже не помню, от чего. Налег на ромашковую поляну, пока всю не съел, на клевер не смотрел даже)) Другой везде искал тысячелистник, пока накол на копыте заживал. Перестало болеть – забыл про него.

Akh А никто не знает, почему лошадь ест землю? У знакомой есть кобыла холеная-лелеяная, за рационом хорошо следят. Но стоит лошади найти пыльную землюку – начинает вгрызаться и с наслаждением чавкать. Словно ребенок, у которого дома стол ломится от еды, а он втихую трескает сухой доширак.

* * *

Приезжала ветеринар Оля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное