Запечатление (СИ)

- Оближи их, Эли, - на умопомрачительном выдохе приказал Люциус, подавляя легкое сопротивление и протискивая пальцы в ротик омежки. – Хорошенько оближи, как ты умеешь, - Эли закатил глаза, отпустил косу любовника и требовательно вцепился в кисть его руки, влажно причмокивая и старательно скользя язычком по пальцам, между ним, щекоча нежную кожу и щедро смачивая их слюной.

Люциус хмыкнул, довольно, с любованием рассматривая, как его пальцы исчезают в плотном кольце губ, а после наклонился, чтобы прочертить влажную дорожку на груди своего мальчика. Эли замычал, отчаянно цепляясь за любовника, словно столь мимолетной ласки ему было мало, но Нойманн даже не думал останавливаться, припадая к горошине соска и втягивая её в рот.

Омега ласкал своего любовника, жарко и жадно, словно пил из его тела, а Эли подставлялся под эти ласки с таким рвением и пылкостью, что Макмайер задыхался от увиденного, неосознанно, постепенно, шаг за шагом, погружаясь в пучину бессознательного гона, в котором телом движут только инстинкты. Он бы уже сорвался. Давно. В тот момент, когда Элиот перестал сдерживаться, а настойчивость Люциуса сокрушила его собственные барьеры, но зрелище было настолько захватывающим, соблазнительным и интимным, что альфа временил, растягивая удовольствие и лаская собственное тело сквозь ткань. Он горел и сгорал. В той страсти омег, которая чувствовалась кожей, биополем и сущностью, и не мог затушить этот пожар, не решаясь вмешаться в близость двоих.

Тягучими поцелуями Люциус скользил по телу любовника, лаская каждый сантиметр его шеи, груди и живота, сжимая ладонью точеное бедро омежки, смешивая ласки и превращая их в коктейль удовольствия. Эли был похож на податливый воск, из которого высокородный лепил образец страсти и желания, постанывая, подставляясь и отдаваясь, позволяя ментальным витками любовника тоже ласкать его тело, словно вторые руки, и трепеща от этого напора на той грани, за которой начинается пропасть. Но Люциус не позволял ему упасть, крепко, своим собственным желанием и своей волей удерживая его на кромке, доводя до исступления откровенными ласками и снова остужая его пыл невинными, любящими поцелуями.

Эли вскрикнул и таки не удержался, срываясь на цепочку бессвязных стонов, когда Люциус прикоснулся губами к его члену, скользя по нему языком и облизывая головку. Ножки омежки дрожали и безвольно разъезжались в стороны, открывая полный и доверчивый доступ к самым сокровенным местам. Нойманн ещё крепче сжал бедро любовника, а второй рукой скользнул между стройных ножек, и Коул затаил дыхание, подавшись вперед и неотрывно, как голодный зверь, перед которым пировали более сильные особи, впился взглядом в лицо Люциуса, на котором все ещё была заметна улыбка, бросающая ему, альфе, вызов.

Это было ни к чему. Макмайер и так уже был повержен и сражен. Ещё с того момента, когда увидел перед собой высокородного и пожелал припасть к его ногам, но Нойманну, который и так знал об этом, похоже, было мало подчинения. Наоборот. Он хотел не подчинения и раболепия, для этого у него был Эли – тот, кого он любил, и кто отдавался ему телом, сердцем и сущностью. Люциусу был нужен альфа, которому он, пусть и всего лишь один раз, сможет отдаться так же, приняв трепет ласк и жар страсти. Коул таким альфой не был, но он готов был им стать ради Люциуса.

Омежка заметался по дивану, запрокинув руки и вцепившись в подлокотники. Мальчишка вспотел, рубашка промокла и прилипла к его бокам, вырисовывая контуры тела и скрывая его от жадного взгляда альфы, а после прогнулся в пояснице, запрокидывая голову и шепча, как в исступлении.

- Люциус… да… ещё… глубже… – Нойманн только фыркнул, как сытый кот, но сохранил тягучий ритм скольжения губ по члену, явно не собираясь внемлить просьбе омежки. Да, со стороны все выглядело именно так, но Макмайер знал, о чем на самом деле просит Эли, ерзая и пытаясь вертеть попкой, чего ему не позволял любовник, все ещё одной рукой сжимая его бедро. Он лишь видел, как вторая рука Нойманна в одном ритме с его губами скользит между ножек омежки, и не сложно было догадаться, что сейчас пальцы брюнета проникают в это юное тело до самого основания, после подаются назад до первой фаланги и снова погружаются во влажную дырочку, задевая самые чувствительные местечки. Макмайер догадывался и хотел видеть это.