Тот же (должно быть, сообразив, что сбежать на этот раз не удастся), принялся рыться в куцей, засаленной от долгого ношения жилетке; насколько можно было судить по выражению его лица, платить ему было нечем. Но, как любила говаривать мадам Розмерта, она «и не таких заставляла раскошелиться». Ловко выудив у него из кармана часы без цепочки, мадам Розмерта отправила их в один из многочисленных карманов, спрятанных в складках пышной юбки, а ошеломленному прохвосту заявила:
— Так-то будет лучше, мистер Люпин! Вернете ваши часы, когда принесете мои деньги! Не такой уж вы и ценный клиент, чтобы я ради вас кредитами разбрасывалась — так и разориться недолго. А дело мое и без того затратное, вон одних только свечей сколько изводится, впору собственный свечной заводик заводить!
Не проявив никакого сочувствия к тягостям бизнеса мадам Розмерты, скользкий тип проворно прошмыгнул мимо Снейпа и вскоре скрылся в дверях. Розмерта же, обнаружив, что Снейп почему-то не пришел в восторг от ее способностей решать деловые проблемы, а, наоборот, заметно сник, по-своему истолковала его кислую мину и горячо заверила:
— Прошу меня извинить, мистер Снейп, как раз к вам мои слова не относятся! Для таких благородных джентльменов я готова хоть на целый год кредит открыть. И сама-то Лили как вас уважает, куда больше, чем всех прочих клиентов: всё только о вас говорит, беспокоится о вашем здоровье, будто вы ей отец родной.
Измученный сегодняшними треволнениями (а под конец — еще и этой нелепой пошлой сценой с типом, будто бы сошедшим с подмостков фривольной комедии), мистер Снейп не нашел в себе сил, чтобы ответить. Ему совсем не хотелось, чтобы Лили уважала его как «отца родного», а уж тем более не хотелось думать об остальных ее клиентах. Вот почему, когда мадам Розмерта без стука распахнула дверь в чулан под лестницей, который она высокопарно называла «будуаром Лили», Снейп вошел туда с тяжелым сердцем.
Он подозревал, что увидит Лили в постели, и не хотел этого видеть. Но, к его облегчению, кровать оказалась накрытой покрывалом, а Лили — одетой в простенький пеньюар; склонившись над кувшином, она капала в него что-то из маленького граненого флакона. Пахло уксусной эссенцией.
— Лили, душенька, гляди, кто к тебе пришел, — сказала мадам Розмерта, выглядывая из-за спины Снейпа.
Лили подняла голову, увидела Снейпа и просияла. Схватив кувшин и таз, она скрылась за ширмой, приветливо крикнув оттуда:
— Мистер Снейп, обождите малость, я скоренько!
Снейп прошел к маленькому псевдо-индийскому столику, оглядывая знакомую комнатку со скошенным потолком, — в ней ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в прошлый раз, и это постоянство ему нравилось. На подоконнике — клетка с канарейкой (Лили любила ее нежный щебет); на стене — выцветшие вышивки в рамочках и две аляповатые картинки: святой Патрик, изгоняющий сонмище змей, и слащавая Богородица с пухленьким, умильно глядящим Младенцем. Стул с плетеным сиденьем и низенький табурет; старая ситцевая ширма; небольшое зеркало напротив узкой кровати, накрытой малиновым покрывалом. Снейп присел на стул. На столике перед ним горела единственная свеча: по-видимому, рачительная мадам Розмерта не считала нужным расточать свечи на такую скудную обстановку. Но Снейпу был приятен и этот приглушенный свет, и милая простота комнатки — так же, как ему был приятен певучий ирландский акцент Лили. Дожидаясь ее, он, как всегда, рассматривал рисунок на ширме в «индийском» стиле: сказочный дворец раджи и пасущиеся невдалеке лани. В трепещущем свете свечи рисунок словно бы оживал и уже не казался таким неуклюжим.
Тем временем Лили закончила свой туалет и вышла из-за ширмы, на ходу собирая густые темно-рыжие волосы в незамысловатую прическу.
— Вот и свиделись наконец, — сказала она, кротко улыбаясь. — Соскучилася я, кто только уже не пришел, а вас всё нет и нет.
Лили помогла Снейпу снять сюртук и начала расстегивать его жилет, а тот затаил дыхание, глядя сверху вниз на ее склоненную голову. Он ощущал близость Лили, и его охватывало какое-то беспокойное, болезненно-сладкое чувство — Снейпу нечасто доводилось испытывать подобное. Тепло, умиротворяющее и утешающее, ради которого он и возвращался вновь и вновь в эту маленькую темную комнатку под лестницей, разливалось в душе Снейпа — и, потонув в этом тепле, исчезали все его тревоги и горести. Снейпу не верилось, что кто-то и в самом деле хочет заботиться о нем. Странно и радостно было ему думать об этом — ему, угрюмому одинокому человеку, до которого никому не было дела, — и он сказал с нежностью, но лишь в мыслях, как и всегда: «Милая Лили! Милая, добрая Лили, узнав тебя, невозможно не полюбить».
В этот момент раздался стук в дверь, заставив Снейпа вздрогнуть. Тут же дверь отворилась, и из-за нее показалась голова мадам Розмерты.