Запиханка из всего

– Если так считать, я с четырнадцати лет взрослый. Ну, как по закону стало возможно наниматься, хоть на пол-дня. Год не жрал, пока не купил утюжок… – Змей постучал пальцами по рулю. – Еще год запчасти собирали, но это хотя бы уже всем клубом… Думаешь, оно того стоило?

– Ты не того характера, ты бы не стал валяться на пляже, – Сергей смотрел на пробегающие за окном сосны. Показалась заправка, микроавтобусик повернул на знакомую кольцевую дорогу.

– Ты меня видел два или три раза. И прямо так сразу все про меня понял?

– Я детдомовский, ты забыл? А там сразу научаешься видеть, кто – кто.

Справа показался бурелом, в котором визжали бензопилы лесхозовских вальщиков. Крайнюю полосу они выгородили цепочкой полосатых пластиковых конусов, задорно сверкавших под жарким полуденным солнцем. Змей чертыхнулся и притормозил: низкий круглый мужик в синей форменке лесхоза, в оранжевой каске, вышел на трассу, поднял красный круглый жезл. За ним на дорогу с ревом полез груженый лесовоз, через три полосы разворачивая двенадцатиметровый прицеп.

Микроавтобусик остановился и тут же, как бы сама собой, отъехала правая дверца. Двое мужчин – тоже в синих форменках лесхоза, и тоже со светоотражающими полосами на груди и спине, только без касок – втиснулись в маленькую кабину.

– Ну пошли, – узколицый брюнет с жесткими губами, резкими крыльями носа – кроме лица Змей ничего толком не разглядел – решительно потянул Сергея за плечо наружу.

Змей дернул из-за пояса разрядник, но второй мужчина – круглолицый, краснощекий, обветренный, правый висок подстрижен выше левого – неожиданно ловким движением подбил руку Змея вверх, а в лицо руководителю клуба почти впечатал красную книжечку:

– Госбезопасность!

Змей застыл, переводя глаза то на книжечку, то на подъехавший серый большой “Мерседес”, куда Сергея усаживали уже целых трое – впрочем, без грубостей.

– С ним все будет нормально, – сказал прекрасно понявший Змея безопасник. – Самоволка – не уголовка. Но вернуть придется. Погулял – хватит.

И осторожно выпустил руку с шокером.

Змей медленно прибрал разрядник, глядя на клетчатую рубашку в расстегнутом воротнике лесхозовской куртки.

– Вернуть куда?

– В Палицыно.

– Так он…

– Он – генмод, государственная собственность. У него в мозгу штурманский процессор вшит, специально для космического пилотирования. Тебе вот пять лет учиться траектории считать в своем летно-орбитальном училище, а ему это как высморкаться… Прощай, джыдай, служба. Не приведи господь еще когда увидеться.

Книжечка и морда исчезли, дверь задвинулась.

Змей, машинально дергая передачи, отъехал к правой обочине. Повернул и вынул ключ; мотор заглох. Змей отодвинул дверцу, вылез на теплый черный асфальт и зашаркал негнущимися ногами, обойдя “Судзуки” спереди. Уселся на бампер.

“Государственная собственность.”

“Только у вас колпак шире…”

“Ну, в исполкоме-то нас не сдают…”

А ведь Легат знал! Знал – просил флип не гонять, вроде как заботу проявил. Чтобы на машине, чтобы по земле поехали… Дальше ясно: вот каменный лес на повороте, за поворотом клуб. Машинка полудохлая – груженая по партизанским тропам не пойдет, пойдет по трассе… А трассу лесорубы перекроют, не случись лесорубов – еще что-нибудь организовали бы… Змей читал достаточно книг и фильмов, и в играх про шпионов тоже…

Машина с асфальтом остались позади, а дома впереди еще не показались из-за поворота. В поле зрения Змея не поместилось решительно никаких примет времени, лишь вечные грунтовый откос и сосновый бор. Полуденное солнце жарило, как положено в июле, щепки пахли смолой, асфальт гудроном, “Судзуки-вагон” за спиной вонял соляркой и нагретым железом. Как по заказу, на трассе перестали шуршать шины, осталось только рычание дизелей в лесу. Трейлеры… Танки? Угловатые серые танки с балочным немецким крестом. Точно как сорок первый год в кино. Змей вздохнул: хоть бы клубный ноутбук прихватил! То-то товарищ Сталин обрадуется убитому оппозитному дизелю и ржавому кузову с шестью сырыми палатками…

“Государственная собственность.”

Боевой холоп на орбите.

Раб.

Змей покатал слово на языке. С этим надо что-то делать. Вроде как он обязан. Или должен. По крайней мере, и книги, и кино – все говорили, что рабство – это плохо.

Змей вспомнил: Обливион. Игра древняя, как говно мамонта. Золотые и алые, распахивались вагинообразные врата в ад. Из врат выскакивали почти незаметные среди высокой травы скампы, подкрадывались близко, швыряли огненные шары.

“… Стояла жара. Хотелось пить. По гребню высоты бешено строчили немецкие автоматчики…”

Герой кино сейчас бы закурил – Змей не курил. Герой книги разразился бы мыслью на четыре страницы – Змей сидел бездумно, чувствуя только припекающее солнце на левом плече и слева на шее. Герой игры… Убил бы безопасников еще в автобусе, и сейчас выжимал бы газ, уводя “Судзуки-вагон” теми самыми партизанскими тропами, а его Верный Друг и Спутник (тм) облегчал машину, выкидывая из нее те самые долбаные в стекло сырые шатры.

А Змей… Змей песчинка. Роза под колпаком, ключи от которого в руках других людей.

“Государственная собственность”…