Записи на таблицах

Я — Яаков, сын Ицхака, сына Авраама, моя мать — Ривка, дочь Бетуэля. А ты — стало быть, мой дядя Лаван, брат мамы моей, — воскликнул Яаков, улыбаясь дяде.

Племянничек, — толстые губы Лавана расплылись в улыбке, — подойди, родной, дай мне обнять тебя, кровь моя и плоть моя!

И Лаван обнял Яакова, незаметно ощупывая его мускулистую спину через ткань одежды — не обвязал ли себя молодой человек нитками с драгоценными камнями? Не висят ли под одеждой золотые тонкие кольца и браслеты? Что принес сын его сестры, будь она неладна вместе со своим скаредным мужем? Щупали волосатые пальцы, не находя ничего, быстро сбегала улыбка с лица Лавана.

А Яаков, язык которого от радости развязался, Яаков, не отводящий взгляда от смуглого живого личика Рахели, продолжал рассказывать, взмахивая руками, в лицах изображая самые интересные сценки. Рассказал все, и про Эйсава рассказал, и про Ривкины хитрости.

— А, скажи, племяшка мой драгоценный, — голос Лавана стал неожиданно сухим, — братец-то знает, что ты сюда направился от него?

— Да что ты, дядя, — беззаботно сказал Яаков, и скорчил туповатую рожицу — этот волосатый увалень знать ничего не может, да и мозгов у него маловато. Успокоится и пойдет охотиться. Кроме того, со мной Бог, Господь наш, царь Вселенной, а против него никто не может пойти!

Лаван от неожиданности присел и издал звук. Ну и дурак же его племянник! Суеверный кочевник… Позор семьи! Вот забыла бы Ривка о своем брате — как было бы хорошо, так нет, присылает к нему на проживание этого идиота, племянника, да разразит его гром.

Тут Яаков заговорил по-другому, лицо его стало спокойным и торжественным, в глазах вспыхнул огонек:

— Дядя. Я буду работать на тебя, потому что старший ты родственник мне, а я пришел безо всего. Буду пасти коров и коз твоих. Но одного прошу у тебя — дай мне в жены дочь свою, Рахель!

С этими словами Яаков повернулся к стоящей в сторонке девушке, встретил ее восхищенный зеленоглазый взгляд, кивнул ей головой и прочел во взгляде:

— Любимый, какой ты молодец!

Лаван хмыкнул, довольный.

— Ну что ж, племянничек. Хорошо. Отдохни пару дней. И начинай пасти скот. Рахель — девица красивая, умная, работящая. За нее полгорода сватаются и хороший выкуп предлагают. Так поработай семь лет за нее, а потом бери ее в жены. Свадьбу сыграем, да внуков мне, старому, подарите.

И хлопнул Яакова по плечу пухлой женской рукой.

Яаков не слышал дяди. Семь лет показались ему совсем малым сроком, ведь он проведет его в доме, где живет его Рахель, его девочка-пастушка, его невеста, его жизнь. Он мечтал о ней, пока шел из Беэр-Шевы в Харран, он воображал, как встретит ее. Он уже любил ее, невидимую пока, но любовь его вспыхнула и заполыхала пожарищем невиданным, когда он первый раз взглянул в глаза девушки и прочел в них то, что хотел прочесть — восторг.

— Хорошо, дядя, — пробормотал Яаков, все еще глядя в глаза любимой, — проведи меня в дом и покажи мой угол… устал я с дороги…

Возвращение

Семь лет, они летели быстро.

Яаков и Рахель любили друг-друга все сильнее. Они тайком встречались, когда никто не видел их, их губы сливались воедино, руки обнимали друг-дружку, они говорили шепотом всякую всячину на ушко.

Яаков работал на дядю, не покладая рук, пас огромное стадо, а в сезон зимних дождей проводил дни и ночи со скотом в хлеву, знал каждую корову, изучил повадки коз и баранов. Ноги его были сбиты до крови, руки огрубели от пастушеского посоха, голос становился хриплым и грубым. Но каждый день он встречался с Рахель, и не чувствовал ни усталости, ни боли в сбитых ногах. Любимая приносила ему вкусные лепешки, которые пекла сама, сладкие пирожки с яблоками, холодное пиво в кувшине. Садилась рядом, смотрела молча, как он ест и пьет, сосредоточенно пережевывая и глотая. Она любила каждое его движение, упивалась, как медом, каждым его словом, и он отвечал ей тем же. Яаков говорил мало, слушая веселую болтовню Рахели. У нее был чудесный голос, немного хрипловатый и низкий, но такой теплый, что, казалось, слушая ее, Яаков согревался. А говорила она очень занятно, умела сказать что-то веселое в такие моменты, когда Яакову было тяжело на душе, и он сразу же начинал улыбаться, заглядывая в любимые зеленые бездонные глаза. А летом Рахель приходила к жениху в поле и помогала ему пасти стада отцовские, и стада умножались и тучнели под присмотром влюбленных, у которых все спорилось в руках.