Записи на таблицах

Вот пришел Кедорлаомер, царь Элама

Царь Авана и Симашки, правитель Шусим,

С воинами отборными

С колесницами,

Могучий, словно лев,

Любимец Нинурты, младший сын Мардука,

Богини Лагамар слуга верный —

Против пятерых царей пяти городов,

Пяти городов могучих,
Сразился с ними, лев рычащий —

C Бэрою, царем Сдомским,

Биршей, царем Аморы,

Шинавом, царем Адмы,

Шэмэйвэром, царем Цвоима,

Бэлой, царем Цоара

Вышли против них цари пяти городов

Вышли с воинством своим,

С отроками своими,

С латниками и пращниками своими,

В долине Сиддим цари встретились

С воинами Амрафела, да хранит его Бэл-Мардук

И воинами Кедорлаомера, да охраняет его Лагамар,

И с воинами Тидаля

И воинами Арьоха

Встретились пятеро против четырех

Боги великие, боги Бавэля,

Боги Элама, Хеттов и Ларсы,

Боги царей хранили,

Боги даровали победу.

Бэра и Бирша — цари Сдома и Аморры

Бежали, как бегут от охотника звери

В соляных ямах под Сиддимскими горами

Спрятались, трусливые жалкие.

Города Пятиградья ворота открыли,

Вошли в города воины Бавэля.

Много взято добычи, скота

Золота, серебряных слитков

Ляпис-лазури, каменьев драгоценных,

Сосудов с благовониями, смол и бальзамов

Угнаны пленники многие

Стада огромные гонят пастухи в Бавэль!

Амрафел улыбался, довольный, трепал бороду узловатыми пальцами, прихлебывал вино. Он чувствовал себя подобным Мардуку, богу Бавэля. Три месяца продолжался поход, на диво слаженно и быстро шли войска его, и цари, подвластные ему не роптали ничуть. А вот теперь пала к его ногам вся долина Пятиградья. Богатые города купеческие, слава о которых разносилась по всему миру, чьи караваны доходили до гор Элама и берега Северного моря, чьи храмы были местом паломничества, чей разврат и мерзость вошли в пословицы — стали добычей царя Бавэля, драгоценным камнем в его головном обруче.

В шатер, неслышно ступая босыми ногами, вошел Ур-Нинурта, старый лысый сановник, служивший еще отцу Амрафела, потомок последнего шумерского царя Ибби-Суэна. Старик гордился своим высоким происхождением, что не мешало ему, впрочем, быть верным царям Бавэля и сгибать голову перед ними — в противном случае голова его отделилась бы от шеи легко и быстро. Впрочем, Ур-Нинурта привык служить, и делал это с рвением, достойным поощрения. Он давно уже стал правой рукой Амрафела, верным советчиком и преданным другом. Ур-Нинурта согнулся в поклоне и, подойдя к царю поближе, прошептал ему на ухо:

«Среди пленников есть странный человек, говорящий по аккадски. Он жил когда-то в Харране, но предпочел жизнь городскую оставить, удалился в странствия. Не нравится мне этот человек, чует сердце мое, навлечет он беду на нас. Не отпустить ли нам его — вместе со стадами его — прочь?»

«Харранец, говоришь?» — задумчиво протянул Амрафел, — «а много ли скота у харранца этого?»

«Три тысячи голов скота», — улыбнулся Ур-Нинурта, — «и скот без изъяна, прекрасный скот! Во всем Шумере и Аккаде не сыщешь подобного. Как на подбор. Но, что тебе, о царь, до скота? Если гнев богов навлечется на нас из-за этого харранца…»

«Вздор», — пробормотал Амрафел, — «боги предали в наши руки всю страну, Пятиградье разграблено и более не существует! Велика слава наша, и добыча наша огромна. Да и Кедорлаомеру обещал я часть добычи, а, Мардук свидетель, не хочется мне с ним делиться, ох, как не хочется! Придется всё же отдать ему часть скота… А харранца мы сделаем слугой нашим, авось и боги умилостивятся!».

Шли цари дорогой обратной, дорогой царской… Утомленное, шло войско, растянувшись на два дневных перехода. Шли утомленные пращники, медленно катились колесницы, пехота, переложив оружие в обоз, брела, поднимая тучи пыли.