Весной Амрафел, царь Бавэля, Кедорлаомер — царь Элама, Арьох — царь Ларсы — выступили из Бавэля и двинулись по Царской дороге с 12000 воинов, 500 колесницами и конными отрядами в сторону Пятиградья, вдоль течения Евфрата, пройдя Харран, они остановились у Эблы, ожидая вскоре подошедшего Тидаля — царя хеттов с 2000 воинов, отобранных им из самых свирепых и злых горцев, настоящих убийц. Объединенная армия, которой командовал Амрафел, двинулась от Эблы на юг, вдоль хребтов горных, по Царской дороге, направляясь на Пятиградье. По дороге никто не осмеливался оказывать сопротивление, так велик был страх перед огромной армией, и перед именем Амрафела, о котором слышали во всем подлунном мире — от Египта до Элама, от Ашшура до островов Южного моря.
Один против четырех
Авраам стал кочевником. Таким вот кочевником был дед его, Нахор, пришедший в Ур из степей северного Приевфратья. Небо, покрытое звездами, и лишь изредка заволакиваемое тучами, стало той картой, которую читал Авраам, путешествуя из Харрана на юг, в землю, где обитали кенанеи и перизеи, народы дикие, поклонявшиеся многим богам, где длинные корабли египетские подходили к портам Яфо и Тира, перевозя в Египет драгоценные кедровые доски, где, совсем недалеко от побережья, за цепью сухих и голых гор сиял оазис Пятиградья, окруженный зеленью полей, плантациями финиковых пальм, центр мира, куда стекались богатства и знания. Туда шел Авраам, еще не понимая еще какая сила движет им. И Сарра была рядом, и каждую ночь они предавались любовным утехам под звездами, и росло племя Авраама, приходили к нему дальние родственники, и Лот, сын братa его, шел по правую руку от него со своими стадами, но не давал Бог Аврааму самого главного — наследника, сына, первенца. Прекрасная и нежная Сарра не могла забеременеть, хотя Авраам был силен — много внебрачных детей бегало в стане его, и многие рабыни, стыдливо краснея, улыбались вслед господину, а потом говорили друг-другу: «Мы дали ему детей, но не быть нам женами его». Дни проходили чередою, и бесплодие мучило Сарру, плакавшую по ночам тихонько, чтобы супруг, уставший от любви, не проснулся и не услышал ее. Но любовь их, крепнувшая день ото дня и год от года, ставшая крепче редкостного египетского базальта и благоуханней смол из Пятиградья, была искуплением всему. Авраам мог часами любоваться Саррой, хотя знал ее уже так долго, но она каждый раз виделась ему по-новому, и он снова и снова влюблялся в нее, как было в тот день, когда ее привели в дом отца его для помолвки. Он улыбался ей, счастливый от того, что она рядом, улыбался и гладил ее по руке, когда она подносила ему лепешки с кунжутным маслом и кувшин молодого вина, когда поливала ему руки водой из серебряного кувшинчика, когда обнимала его, прижимаясь к нему всем телом.
Он обнимал ее, уставшую от жары, лежа в шатре после обеда, когда завеса откинулась и отрок из пастухов упал на земляной пол перед господином, с криком: «Лот в плену! Лот в плену!».
Амрафел принимал донесения от гонцов. В шатре, раскинутом на склоне небольшого холма, было душно и пахло потом, благовониями и тем странным кислым запахом, который издает ношенная несколько дней кожаная кольчуга, покрытая позеленевшими бронзовыми бляхами. Недалеко у шатра стояла царская колесница, четырехколесная тяжелая колесница старого образца, окованная спереди листами бронзы. Во время боя в не впрягали двух лошадей, и к царю подсаживали щитоносца, который прикрывал его огромным квадратным щитом. Амрафел сидел на небольшом возвышении посередине шатра, его приставная, завитая кольцами, борода несколько съехала на бок, но царь не замечал этого. Он был слегка пьян-и от легкого местного вина, которое ему подносили в кубке из ляпис-лазури, и от самих донесений, в которых ясно слышались победные кличи воинов, треск доспехов, ржание коней, страшное дыхание горящих городов, крики людей, уведенных в рабство. Кедорлаомер с колесницами своими был принят местным населением за какое-то страшное божество, ибо колесницы не были известны в Пятиградье и окрестностях, а конь считался диким и неукротимым животным. Череда побед сопровождала его поход, не менее удачным было продвижение Тидаля и Арьоха к границе Египта, где они разграбили и почти уничтожили город в оазисе Кадеш, и, если бы не пыльная буря, они двинулись бы на Египет. Последний гонец начал рассказывать о победе Кедорлаомера над городами Пятиградья, голос его дрожал, на высоких нотах пел гонец старательно заученное донесение: