«Ноах, корабль ваш, откровенно говоря, так велик», — произнес другой, потирая свой красный нос известного пьяницы, — «что, сдается мне, вы собираетесь весь город на него посадить и сжечь! Уж не крамола ли в ваших думах? Вы вот его и смолой обмазывать велели, а смола, как известно, горит прекрасно…»
«Ладно», — молвил Ноах, — «я вам, о почтенные, скажу, зачем мне такой понадобился громадный корабль… только вот… не поверите, наверное. Да и попрошу заранее, не делать сказанное мною достоянием общественности, потому что это может вызвать необычайно тяжкие последствия. Видите ли, почтенные… я говорил с Богом, который все создал…»
Речь Ноаха прервал громовой смех старейшин. Они не могли удержаться от хохота, один — самый молодой — упал на землю и катался по ней, давясь от приступа смеха.
«Ноах», — сказал один из старейшин, когда раскаты хохота стали утихать, — «никогда бы не подумал, что Вы, человек современный и прагматичный, удачливый купец и почтенный гражданин Шуррупака можете нести такую ахинею… это же просто бред какой-то, арха ика, бабушкины сказки про бога… да кто нынче, в нашем развитом и современном обществе верит в такое! Послушайте, почтеннейший, я бы на вашем месте больше нигде и никогда не смел даже упоминать о боге, а то, знаете ли, последствия могут быть мягко говоря, непредсказуемыми. Хорошо, если вас просто засмеют. А то ведь могут и припомнить вам то, что в общественной жизни Шуррупака участия не принимаете, дочерей своих и невесток на празднества не пускаете, сыновья ваши тоже затворнический образ жизни ведут… вот и решит собрание города послать вас с семьей в пустыню — на перевоспитание, так сказать… а имущество ваше мы возьмем в городскую казну. Так мы вот что сделаем — объявим, что корабль вы строите из чисто символических соображений — для показа мощи человеческого ума и торжества науки! И ни слова более!»
«Кроме того,» — добавил самый молодой старейшина, — «не забывайте, что роль так называемого бога в наши просвещенные времена перешла к городскому правителю и его детям. Они, согласно традиции, называют себя Божьими сынами, им приводят всех красивых женщин в городе, дабы совершить церемонию священного брака, Вы же, Ноах, дочерей своих и невесток тщательно от этого оберегаете. И не делайте вид, что нам ничего не известно. Вы — рассадник опасной ереси, милейший! Кроме того, вы несомненный бунтарь. Мы все терпели, ждали, когда вы образумитесь, и учтите, что терпение подходит к концу! Стройте себе скорее свой, с позволения сказать, корабль, и, знаете что… подарите его городу и уходите отсюда вместе со всей семьей, хоть в Урук, хоть в Эриду, а хоть и уезжайте себе к краю земли в Дильмун! Может, там на ваши еретические идеи будут смотреть по-другому!»
С этими словами старейшины, не прощаясь, повернулись и ушли с верфи. Ноах даже не посмотрел им вслед, а только улыбнулся в бороду. Еще один новый месяц, и ковчег примет своих обитателей в огромные свои внутренние помещения, а Шуррупак, и Урук, и Эриду, и даже далекий Дильмун покроют воды.
Но не все обитатели Шуррупака приняли враждебно строительство ковчега. Были среди них и такие, которые увидели в огромном корабле символ нового божества. Они зажигали ночью костры вокруг верфи, плясали и кричали ночь напролет, предавались блуду, славя ковчег, в котором, по их мнению, Солнце плавает по небесному океану.
«Горите, костры…", — подумал как-то Ноах, — «недолго осталось гореть вам!»
Семья молчала… Придавленные огромным, неожиданно свалившимся известием, молчали все. Страх овладевал душами, проникал в голову, сверлил тоненькой болью виски…
Мир рушился.
Вселенная рассыпалась в прах…
Скоро все исчезнет… и не в ласковых водах разливающегося по весне Евфрата…
Что он, этот потоп? Он зальет даже подножье храмовой платформы? Он будет выше крыш?
А хватит ли нам взятых припасов? И зачем мы набрали столько животных, они же почти все место занимают на корабле…?
И шума от них столько! И весь город смеется…
А куда мы вернемся потом? Останется ли наш дом целым?…
Так причитали домашние, когда Ноах рассказал им правду.
Отголоски вопросов звучали в ушах Ноаха… но уже завывал ветер, бросая острые пригоршни песка в лицо, поднимая волну на спокойном зеркале речной воды…
И вот, погасло солнце…
Дождь был редким подарком… а теперь он стал бедствием