С уходом Цеге передо мной встал вопрос о его заместителе. Мне рекомендовали двух кандидатов — профессоров Бурденко и Миротворцева. Первый из них, человек очень солидный, работал все время в качестве консультанта при 2-й армии и очень поддерживался А. И. Гучковым, который после революции назначил его начальником главного Военно-Санитарного Управления, на котором он и стал известен всей России. Та к как, однако, Бурденко предпочел остаться на чисто медицинской работе, то назначен был профессор Миротворцев. Человек еще молодой и красивый, он, как хирург, считался уступающим Бурденко. В начале войны он приехал из Саратова, где был профессором, в 4-ю армию, где его узнал Л. В. Голубев и взял к себе заведующим медицинской частью на Кавказ, когда его назначили туда главноуполномоченным, и оттуда теперь вернулся на Сев. — Западный фронт. В обществе Сергей Романович, женатый на известной певице Петренко, был человек веселый и любил проводить время в товарищеской компании. Весной 1916 г. у него появилась какая-то опухоль в животе, которую он постоянно сам прощупывал, подозревая в ней рак. Несмотря на отрицания его коллег, он похудел и ослабел, более доверяя своему собственному диагнозу. В 1922 г. в Варшаве мне сообщили о его смерти, однако, в 1947 г. мне пришлось прочитать о его 50-летнем юбилее врачебной деятельности. Помощником у Миротворцева остался занимавший эту должность с начала вой ны приват-доцент Юрьевского университета Хольбек, очень аккуратный и работящий немец, любящий Красный Крест и давно в нем работавший. На нем, в сущности, и лежала вся работа медицинской части, ибо начальник канцелярии ее, лаборант тоже Юрьевского университета Б. В. Сукачев (написавший, как смеялись его коллеги, магистерскую диссертацию на тему о мужском детородном члене какого-то морского паука) был замечательным образчиком ученого, к повседневной жизни, хотя и усердного, но мало пригодного.
При медицинской части состояли консультанты — профессора-хирурги Арапов, Богораз и Бурденко, работавшие обычно там, где в них была нужда. В период затишья оба первые больше находились в Минске. Кроме того, в числе консультантов находился профессор химик Д. М. Лавров, специализировавшийся на изучении ядовитых газов и на борьбе с ними. Постоянно носился он по фронту, откапывая неразорвавшиеся немецкие снаряды с этими газами, анализируя их и производя опыты с ними. Как-то и я, надев маску, вошел в особый вагон, наполненный затем этими газами; выдержал я что-то около двух минут, после чего должен был выйти. Лавров ездил и на опыты пускания нами удушливых газов — в общем неудачных, и на места применения их немцами, весною 1916 г., к северу от Молодечно. К сожалению, и тут газы оказались сильнее масок, тем более, что отношение к последним было тогда еще очень небрежное.
Обособленно от Медицинской части стоял консультант, профессор Варшавского университета Игнатовский, ведавший эпидемической частью. В его ведении были все эпидемические и дезинфекционные отряды, а также острозаразный госпиталь в Минске, который он вел лично. В ведении Игнатовского была и бактериологическая лаборатория, руководимая приват-доцентом Недригайловым. Этот последний решил как-то, хотя и с оговорками, что смог выделить микроб сыпного тифа; об этом и его докладе в обществе врачей в Минске я сообщил Принцу Ольденбургскому, который сразу запорол горячку, прислав партию обезьян для опытов и требуя заготовления вакцины сразу на 100 лошадях. К сожалению, из всего этого ничего не вышло: микроб сыпняка оказался очень не стойким, сохранить его долго не удавалось, свежих больных больше не было (дело было уже к весне) и выделять его было неоткуда; обезьяны, благодаря той же весне, оказались крайне истощенными, и в результате ничего из всего этого дела не получилось.
Отмечу, кстати, что принц Ольденбургский делал все возможное, чтобы найти радикальный способ борьбы с сыпным тифом, посылая специальных лиц в Тунис, где директор Пастеровской станции тоже будто бы нашел этот микроб, но и там ничего не получилось. Если не ошибаюсь, то микроб сыпного тифа теперь относится к числу фильтрующих. Осталась одна борьба со вшами, передающими сыпной тиф, которая и производилась тогда, в общем, довольно успешно. За всю зиму 1915–1916 гг. была на Западном фронте только одна, довольно значительная вспышка сыпного тифа недалеко от Полоцка, в партиях окопных рабочих, поставленных, как оказалось, в самые безобразные санитарные условия. Впрочем, и здесь справились с сыпняком быстро. Более распространился на фронте, особенно к северу от линии Молодечно-Полоцк, возвратный тиф, как известно передававшийся блохами, выводить которых крайне трудно. Поразительно пресекал эту болезнь сальварсан, но получать его можно было только из Германии, а немцы выпускали его только в обмен на другие продукты, необходимые им, но которые были только у союзников и которых уломать на этот обмен было не просто.