Записки. 1875–1917

Летом и осенью 1915 г. довольно распространена была в 3-й и 4-й армиях холера (в остальных армиях ее было гораздо меньше), но с наступлением морозов она исчезла. Между прочим, от нее погиб начальник Санитарного отдела штаба 4-й армии (фамилии его я не помню); днем, во время обеда зашел он в холерный госпиталь, попробовал разносимую больным пищу, вечером заболел, а ночью умер. К весне, преимущественно на правом фланге фронта появилась цинга, но больше в легкой форме, тогда как на северном фронте она проявилась в гораздо более тяжелом виде. Появление этой болезни при, в общем, очень сносном питании войск, является для меня загадкой.

Несмотря на отрицание врачей, у меня все еще остается вопрос — не играет ли тут роль пока неизвестное инфекционное начало? Лично мне пришлось видеть цинготных больных в этом году только в 4-й армии, около Замирья, и в числе их нескольких довольно серьезных, с одеревеневшими ногами.

В ведении медицинской части состоял также резерв сестер милосердия, во главе которого стояла первоначально сестра Брянцева[54]. Еще не старая женщина, не профессиональная сестра милосердия, она, несмотря на свой тактичный характер и ум, почему-то не пользовалась в сестрической среде большим авторитетом. Ввиду сего, когда она попросила уволить ее ввиду довольно серьезной женской болезни, я не стал ее переубеждать и заменил ее старшей сестрой 2-го Георгиевского подвижного лазарета М. М. Иолшиной. Уже пожилая и коренная сестра Георгиевской общины, она благодаря своей доброте и мягкому, спокойному характеру, быстро приобрела всеобщие симпатии даже тех сестер, которые попадали в резерв за слишком легкое поведение в отрядах, откуда их за это отчисляли и которых мне приходилось за это отчислять часто дальше с фронта в общины.

Последствием этих отчислений являлось обычно лишение звание сестры милосердия, и поэтому применялось довольно редко и лишь по серьезным поводам, большей частью за легкость нравов. Нужно сказать, что если громадное большинство сестер вело себя прекрасно, то попадались сестры, которым, действительно, не место было в Красном Кресте. Самое курьезное дело такого рода поступило ко мне из Пинска, из штаба 3-й армии по поводу одного военного госпиталя, в результате покушения на самоубийство священника этого госпиталя. Как-то он переночевал в местной гостинице в одном номере с сестрой, с которой он жил. Старший врач сделал ему за это выговор, что так подействовало на батюшку, что тот и пустил себе пулю в грудь. Произведенное по этому поводу расследование выяснило, что все 4 сестры этого учреждения жили — одна со старшим врачом, другая с младшим, третья с заведующим хозяйством, и последняя со священником. Всех их я и откомандировал в их общины.

Еще в начале войны было запрещено сестрам служить в учреждениях, во главе коих стояли их мужья. Позднее стали, однако, наблюдаться отрицательные случаи иного рода — работа сестры в учреждениях при воинских частях, во главе коих стоят близкие этим сестрам лица. Это часто вызывало нежелательное вмешательство этих командиров во внутреннюю жизнь наших учреждений. Помнится мне, например, случай, бывший во 2-й армии, когда начальник одной из сибирских стрелковых дивизий, профессор генерал Ельчанинов страстно ввязался в дела нашего передового отряда, где его жена была младшей сестрой, а старшей была жена одного из полковых командиров.

В число сестер милосердия Красного Креста еврейки допускались лишь с разрешения Главного Управления. Несколько раз я за них и просил, и отказа не получал. Большею частью, однако, они направлялись не в Красный Крест, а к главному начальнику Снабжений Н. А. Данилову, и он давал им обычно записки в Земский Союз (особенно если они были хорошенькие), и их там сразу зачисляли.

Вся хозяйственная часть Красного Креста Северо-Западного фронта была сосредоточена первоначально в руках В. В. Ковалевского, бывшего заведующего продовольственной частью в Империи. Потом он ушел особоуполномоченным в 1-ю армию, и не помню, кто его заменил. Мне пришлось вновь замещать эту должность, и я выбрал на нее управляющего Минским, бывшим Варшавским, Складом Красного Креста князя Н. И. Аматуни. Типичный армянин, человек очень усердный, он пользовался репутацией хорошего хозяина, но насколько он был удовлетворителен, как управляющий Складом, настолько экзамена на заведующего хозчастью он не выдержал. И у него была мания сокращать требования, что и тут вызывало такое же преувеличение запросов, как и в складе 9-й армии. Когда я приходил в склад, где порядок был всегда блестящий, то меня поражала всегда требовательность Аматуни к внешнему чинопочитанию. При хозяйственной части состояли резервы санитаров, и конский и автомобильные мастерские, которыми ведал инженер Войщев, от коего мне удалось скоро избавиться, сплавив его в Москву: это был очень яркий пример столь многочисленных у нас инженеров многоречивых, много проектирующих, но мало что умеющих толково наладить.