В эти же дни возобновил я знакомство с ближайшими сотрудниками Данилова — его помощником генералом и профессором Филатьевым, молчаливым и угрюмым человеком, говорят, хорошим работником, позднее бывшим помощником военного министра, и ген. Дерновым — начальником военных сообщений. Как я уже говорил выше, очень милый человек, он уже в начале войны совершенно потерял память и должен был решительно все записывать. Вскоре, в виду этого, ему пришлось оставить свою должность, в такое напряженное время требовавшую более живого, энергичного человека. С интендантом фронта генералом Немовым у нас были дела, ибо многое мы получали из интендантских складов. Пожаловаться на Немова мне ни разу не приходилось. Казалось бы, более всего Красному Кресту надлежало иметь дело с начальником Санитарной части, теперь В. Б. Гюббенетом. Человек, знакомый с войной еще по осаде Порт-Артура, где он пробыл все ее время, не лишенный административных способностей, он недурно справлялся с своими обязанностями. Однако, отношения его и к Красному Кресту, и к Союзам не было свободно от чувства некоторой зависти, и это делало наши отношения несколько лишенными сердечности. По «Положению о Полевом Управлении армией в военное время» главноуполномоченный Красного Креста был подчинен непосредственно Главному Начальнику Снабжений, в виду чего с Гюббенетом работа наша шла параллельно, с чем он помириться не мог и что, в сущности, было ненормальным.
Побывал я также у В. В. Вырубова. Член Пензенской Губернской Земской Управы и близкий родственник кн. Г. Е. Львова, он с начала войны пошел в Земский Союз руководителем его на Западном фронте. Не знаю до сих пор, каковы его политические убеждения — вернее всего, что он был просто карьеристом. Уже в Минске у меня были достаточные основания считать, что Вырубов давал несомненно преувеличенные и приукрашенные сведения о работе подчиненных ему учреждений. У генерала Деникина в его мемуарах я нашел указания на политическую странную роль Вырубова, тогда товарища министра внутренних дел Временного Правительства во время переговоров Корнилова с Керенским в августе 1917 г. Наконец, уже в Париже, в беженстве, ему пришлось уйти из Комитета здешнего Земгора; кроме того, в разговорах с ним, даже после обеда, за вином, у меня всегда было ощущение какой-то фальши с его стороны, которое заставляло быть с ним всегда настороже.
В Минске же застал я также Управление Главноуполномоченного организаций вел. княгини Марии Павловны; должность этого главноуполномоченного занимал К. П. Гревс. У организации этой на фронте был недурной госпиталь в Минске, руководимый известным хирургом доктором Кожиным, и большой передовой отряд на фронте, работавший, большей частью, в районе 4-й армии; кажется, на Юго-Западном фронте у них был еще один отряд. Жили в этом отряде более широко — устраивали они и торжественные фестивали по случаю официальных празднеств, и маленькие интимные приемы. И на тех, и других рекой лилось шампанское, частью вывезенное ими самими из Варшавы, частью получаемое ими от заведующего передвижением войск полковника Савченко-Маценко, очень милого и способного человека, но изрядного пьяницы.
При объявлении войны во всех пограничных таможнях осталось лежать большое количество шампанского, принадлежащего заграничным фирмам и ими пошлинами еще не очищенного. Все оно при отходе было взято в распоряжение военных властей. Несколько вагонов досталось по распоряжению Данилова и Красному Кресту, но у нас оно было на строгом учете, у Гревса же, благо его запасы пополнялись без счета от Савченко-Маценко, расходование шампанского происходило без счета. Благодаря этому друзей у Гревса было немало, тем более, что человек он был общительный, не лишенный талантов. Между прочим, он обладал даром слова и умением писать. Денежная сторона организации, однако, обстояла, по-видимому, далеко не блестяще. Например, Данилов мне рассказывал, что ему пришлось потребовать удаления помощника Гревса камергера Кавелина, бравшего с Варшавских обывателей, часто евреев, крупные куши, по 3000–5000 р. за принятие их в санитары в их отряды. Позднее Гревс рассорился с Кожиным, и по жалобе последнего была произведена ревизия М. И. Старицким. Вскоре после нее Гревс из главноуполномоченных ушел, а когда еще скоро после этого в Минск приехала сама вел. кн. Мария Павловна-старшая, то она, без всякого с моей стороны повода, стала ругать Гревса, причем рассказала мне, что передовой отряд их организации был снаряжен на пожертвования Киевского миллионера Гальперина, на средства которого и далее содержался. При этом Гальперин, назначенный помощником начальника отряда и избавившийся благодаря этому от призыва в войска, заплатил будто бы 100 000 р., из коих, однако, в организацию поступило только 20 000 р.