О нашем дальнейшем отходе я не узнал пока ничего точного. Выяснил я только, что штаб переходит на днях в Минск. Вернувшись сразу туда, я начал понемногу входить в текущую свою работу. Но уже через несколько дней выяснилось, что немцы усиливают свой натиск на Вильно, а сразу за этим получились самые тревожные телеграммы о перерыве железной дороги в тылу от Вильны у Ново-Свенцян, и затем о боях к востоку от Вильны на линии железной дороги Вильно-Молодечно, а затем и о прорыве немцев к Вилейке, а их кавалерии почти до района Борисова. Вместе с тем я получил самые отчаянные телеграммы из Вильны от особоуполномоченного при 10-й армии К. А. Крузенштерна, заменившего незадолго до того в этой должности кн. И. А. Куракина. Крузенштерн, по близорукости оставивший военную службу, хотя перед тем и прошел, правда, по 2-му разряду, курс Военной Академии, служил с 1907 г. в канцелярии Гос. Думы и был делопроизводителем Комиссии Гос. Обороны, где я с ним и познакомился, как с очень добросовестным работником. Теперь он телеграфировал о перерыве большинства сообщений, затруднениях в эвакуации раненых и имущества и полном у него отсутствии денег. Сразу пошел я к генерал-квартирмейстеру штаба фронта П. П. Лебедеву, чтобы осведомиться о настоящем положении дел. Та к как мы с ним еще с 1906 г. дружно работали вместе в комиссиях Гос. Думы, где он постоянно выступал представителем Военного министерства по вопросам о контингенте новобранцев и по Уставу о Воинской Повинности, и так как у нас еще там на работе по разным секретным вопросам установились очень хорошие отношения, то он очень откровенно ознакомил меня с положением и с теми мерами, которые принимаются, чтобы парировать немецкий прорыв. Это было начало известной Молодечненской операции, которая так высоко поставила имя генерала Алексеева. В тот день, однако, еще было неизвестно, во что она в точности выльется и, в частности, не ясно было, будем ли мы во что бы то ни стало удерживать Вильно. Одно для меня выяснилось, что Крузенштерну необходимо помочь, а так как в Минске положение Красного Креста в Вильне представлялось совершенно туманным, то я решил сразу поехать туда, что и выполнил в тот же вечер.
Прямая дорога через Молодечно в это время считалась прерванной, и посему я решил проехать поездом в Барановичи, взять там у перешедшего туда со своим Управлением Особоуполномоченного при 4-й армии Н. И. Антонова автомобиль и на нем ехать в Вильну через Лиду. В Барановичах положение за эту неделю сильно изменилось; все было заполнено беженцами, по шоссе трудно было проехать, и только Пуришкевич носился, как сумасшедший на своем автомобиле, опрокидывая беженские телеги и скотину, а подчас задевая и самих беженцев. Меня такое дикое отношение к беженцам крайне удивило, что я ему и высказал. На железной дороге был открыт Антоновым громадный перевязочно-питательный пункт, уже ранним утром работавший полным ходом. Несмотря на все мое желание выехать дальше пораньше, мне удалось выбраться только после полудня, так что в Лиде я был уже только в темноте. По дороге беженцев было мало, только в Новогрудке была незначительная их партия. В Лиде я был раньше в самом начале войны, когда здесь помещалось Управление Главного начальника Снабжений Северо-Западного фронта. Как с тех пор обстановка изменилась! Лида и так небольшое еврейское местечко, теперь была особенно грязной и заполненной всякими самыми разнообразными учреждениями. Здесь находилось и Управление Особоуполномоченного Красного Креста при 2-й армии. А. И. Гучкова не было, и его заменял его помощник, делопроизводитель канцелярии Гос. Думы И. И. Батов, тоже хорошо знакомый мне по Думской работе — человек очень толковый и ценный работник, но также очень молчаливый и мало заметный. У них в Управлении я и переночевал. Куда они двигаются, хорошенько никто не знал; пока было известно только, что и 2-я, и 1-я армии перебрасываются в район Молодечно-Полоцка и станут севернее 10-й, которая пока дралась севернее их. Для этого, однако, необходимо было опрокинуть сперва немцев из района Молодечно-Вилейка, находившегося в тылу от Лиды.
Утром 3-го сентября выехал я из Лиды пораньше и около 11 часов был в Вильне. Местность была пустынна, иногда только попадались отдельные беженцы. Приблизительно на полдороге я увидел слева, на идущей недалеко железнодорожной линии Вильна-Лида громадный поезд, вагонов в 120–130 с двумя паровозами спереди и двумя сзади, составленный самым странным образом и нагруженный самым разнообразным грузом. Шла эвакуация Вильны по единственному пока не перерезанному пути. Около Вильны было тихо, предместья ее были мертвы, да и сам город был мало оживлен. Боя поблизости не было слышно, хотя немцы стояли совсем недалеко от города. Крузенштерн, увидев меня, не хотел верить своим глазам; положение их казалось всем таким отчаянным, что они никак не предполагали, что главноуполномоченный может навестить их. Особенно обрадовали его привезенные мною, кажется, 100 000 р., ибо он сидел буквально без гроша.