Записки. 1875–1917

В Слуцке познакомился я со штабом 3-й армии. Командир — генерал Леш, недавно переименовавшийся из Вильгельмовича в Павловича, производил впечатление армейского бурбона, не слишком умного, да и не слишком энергичного. Начальником штаба у него был генерал Баиов, профессор Военной Академии. Впечатление о нем у меня получилось, как о человеке сухом и формалисте. Следующая моя с ним встреча была в 1919 г. в Ямбурге, во время отхода белых от Гатчины. Каким он был тогда опухшим и прямо восковым от голодовки в Петрограде!

Из разговоров с Кочубеем и из всего, что я видел по дороге, я убедился, что необходимо всю беженскую помощь Красного Креста объединить в одних руках, что я и сделал, назначив для этого состоявшего в моем распоряжении подполковника Шпанова, очень толкового и хозяйственного человека, безукоризненней честности. Много сделать ему, впрочем, не пришлось, ибо ввиду создания особых правительственных главноуполномоченных по беженцам, все кредиты на этот предмет были переданы им, и Красному Кресту в них было отказано, почему работа Шпанова, начавшая было очень успешно развиваться, скоро совершенно замерла. Этих главноуполномоченных было два — по Северо-Западному фронту член Гос. Совета по выборам С. И. Зубчанинов и по Юго-Западному — тоже выборный член Гос. Совета князь Н. П. Урусов. Оба бывшие Губернские предводители дворянства, лично честные люди, со своим делом они не справились, особенно Зубчанинов, в районе которого и беженцев было больше, и условия работы тяжелее. Одной из причин их неудачи было то, что им пришлось использовать наиболее слабые чиновничьи элементы Западного края, лучшие из которых уже были разобраны в другие организации.

К помощи беженцам были привлечены земские начальники, а главным образом чины полиции. «Юго-беженец» как-то меньше вызывал к себе нареканий, но «Северопомощь», как ее окрестили — «Себепомощь», породила немало разговоров. Во многих случаях злоупотребления были несомненны, особенно когда речь шла о содержании лошадей или рогатого скота. Падеж его был громадный, и зарабатывать удавалось крупные суммы, просто затягивая исключение из ведомостей павших животных на несколько дней. Случалось, что лучшие животные обменивались местными крестьянами на худших, или, что было еще хуже, просто на кожи от их павшей скотины. Первоначально весь скот беженцев (а всего у них было принято более 800 000 голов рогатого скота) был передан в ведение особого Уполномоченного Министерства земледелия, но последнее почти сразу должно было от этой задачи отказаться. Их представитель приехал с 200 000 р. и пришел прямо в ужас от сообщенной ему Даниловым цифры голов скота. Он рассчитывал, что его 200 000 р. ему хватит недели на две-три, а оказывалось, что их недостаточно даже на 2–3 дня.

В связи с появлением у военного ведомства массы кож, в этом периоде разыгрался в Витебской губернии большой скандал. Председатель местной Губернской земской Управы Карташов и член Гос. Совета по выборам Я. Н. Офросимов под флагом какого-то союза артелей по исключительно льготной цене получили от военного ведомства очень крупную партию кож для передачи их этим артелям, работавшим на армию. Передали они им, однако, как утверждали, лишь ничтожную их долю, а большую часть перепродали дальше уже по нормальной цене. По этому поводу был внесен запрос в Гос. Думу, и, если память мне не изменяет, Офросимов ушел тогда из Гос. Совета.

Были злоупотребления и в Красном Кресте на этой почве. Уже в первое время после моего вступления в должность я возбудил уголовное преследование против уполномоченного при 10-й армии Ржевского. На Западный фронт этот господин попал с Кавказа, где его принял в Красный Крест Голубев по просьбе тогдашнего начальника штаба генерала Мышлаевского, кажется зятя Ржевского. С увольнением Мышлаевского и Ржевский вскоре предпочел с Кавказа удалиться, и по рекомендации Голубева попал в 10-ю армию. Здесь по приезде моем, еще кажется в Вильно, Крузенштерн рассказал мне про очень странный случай, имевший место с Ржевским незадолго до того: ввиду недостатка в лошадях в наших учреждениях, Крузенштерн поручил особой комиссии из 3-х знатоков лошади закупить их партию. Комиссия выполнила это поручение и поручила Ржевскому отвести лошадей в Управление Особоуполномоченного. По приводе их, однако, в тыл, оказалось, что доставленные им лошади сплошная калечь; отсюда возникло обвинение Ржевского в подмене лошадей, улик в чем, по мнению Крузенштерна, было вполне достаточно. Ввиду сего, отчислив Ржевского от 10-й армии, я сообщил об этом Главному Управлению для лишения Ржевского звания уполномоченного и возбуждения против него уголовного преследования. Вскоре я получил из Петрограда запрос и по другому делу Ржевского — оказывается, он не сдал несколько бланков провозных свидетельств и попался в торговле ими. Вскоре же после этого сей самый Ржевский оказался чуть ли не главным деятелем в намечавшемся министром внутренних дел А. Н. Хвостовым покушении на Распутина при участии Илиодора.